01Января1889

Дмитриев А.А.

Пермская старина. Вып. I: Древности бывшей Перми Великой.

Сборник исторических статей и материалов преимущественно о Пермском крае Александра Дмитриева, преподавателя Пермской мужской и Мариинской женской гимназий, товарища председателя и правителя дел Пермской учёной архивной комиссии, члена-сотрудника С.-Петербургского археологического института и других учёных учреждений и обществ. Издание автора. Пермь, 1889.

Древние торговые пути, шедшие через Пермь. Апологеты Биармии

Мы указали два цикла ученых, имеющих диаметрально противоположные воззрения на древнюю Пермь.

Одних можно назвать скептиками, других — апологетами Биармии.

Мы видели, что скептики, усвоив себе критические приемы исследований, выработанные современной археологической наукой (в обширном смысле), отвергли заключения апологетов о славе и величии древней Перми, отождествляемой ими с Биармией. Научные доводы их настолько убедительны, что, взвешивая их с доводами апологетов, мы с своей стороны решительно склоняемся на сторону ученых скептиков.

Однако мы не имеем никакого права, в видах научного беспристрастия, игнорировать убеждение целого цикла ученых относительно бывшего величия Биармии. Ведь и апологеты имели известные основания для своих восторгов. Каковы же могли быть эти основания? Где источник такого ученого недоразумения? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны сказать теперь о древнейших торговых путях, шедших через Пермь.

Припомним деление Пермской истории на периоды, установленное нами в начале настоящего исследования. В каждом из трех периодов шли особые торговые пути через Пермскую землю, которые и нужно рассмотреть в последовательном порядке.

В существовании на востоке Европы торговых путей в глубочайшей древности, до которой далеко не простирается русская история, сомневаться нельзя, ибо на то имеются неопровержимые доказательства. Нумизматические и другие находки ценныx вещей во всей приуральской половине нынешней Пермской губернии положительно убеждают в существовании торговых сношений Приуралья с далеким азиатским югом в древнейшие времена. Еще в 1852 г. почтенный нумизмат Савельев в статье «Пермская губерния в археологическом отношении» справедливо заметил: «При недостатке достоверных данных о древней Биармии и ее торговом значении на севере, историку остается ожидать пособия только от археологии. Подземная Биармия может еще воскресить для него Пермь. . . Более чем вероятно, что археологические поиски в землях древней Биармии доставили бы ряд данных в пользу мнения об участии в древности жителей этой страны в торговых сношениях не только с отдаленным европейским севером, но и с югом, с Азией — посредством ли передачи благородных металлов, или же произведениями собственной земли — железом и солью»[1]. С этими словами Савельева не мешает сопоставить слова бывшего московского профессора С. В. Ешевского, весьма интересовавшегося археологическими находками на востоке России: «Многие вещи, находимые в Казанской губернии, особенно по Каме и ее притокам (разумея вещи дотатарской эпохи), совершенно сходны с находками в Пермской губернии. . . . Сличение древностей Пермского края с древностями Казанской губернии так же естественно и необходимо, как и сличение первых с вещами и памятниками, встречающимися в Сибири. Некоторые вещи, находимые в Пермской губернии, очевидно, сибирского или азиатского происхождения»[2]. Это обстоятельство заставляет нас оставить сомнения в существовании торгового пути из волжско-камской Болгарии в Пермь Великую и далее — в Пермь Вычегодскую и на устья С. Двины. В Болгарию же этот путь шел через Хозарию с юга, из Азии, как положительно свидетельствуют находки монет и разных ценных вещей восточной фабрикации.

Для образца укажем несколько подобных находок. В 1851 г. в Красноуфимском уезде Пермской губернии, близ деревни Шестаковой и берега реки Иргина, найден был замечательный клад, состоявший из серебряного ковшика весом в 2 ½ фунта, серебряного, искусно витого жгута с застежками того же металла, подвесок и серег, обломков от золотых перстней, ожерелий из бус черного хрусталя, сердолика и других камней, более чем из 20 монет сасанидских, византийских и индобактрианских V, VI и начала VII века от Р. Х. В 1846 г. в имениях гр. Строганова в Пермской губернии найден клад из одиннадцати древнеперсидских монет династии Сасанидов и серебряной чаши с изображением какого-то божества и надписью неизвестной письменности. По определению академика Дорна, монеты оказались принадлежащими V и VI векам от Р. Х. (441-594 гг.) — времени сасанидских царей Эздегирда II, Кобода и Хосроя II. Д. Д. Смышляев, почтенный любитель и знаток Пермского края, в 1860 г. купил в Перми и уступил потом Императорскому Эрмитажу найденную в 18 верстах от Чердыни замечательную серебряную чашу с изображением животных южных стран: тигров, крокодилов, змей и морских птиц. По заключению академиков Броссе и Стефани, чаша оказалась относящейся к времени императора Анастасия (491-518 гг.)[3]. В позднейшее время, именно, в 1885 году, в селе Ключах, Златоустовское тож, Красноуфимского уезда опять были найдены серебряные блюда с изображением каких-то животных. По определению Императорской Археологической Комиссии в Петербурге, блюда оказались произведением эпохи Сасанидов [4].

Параллельно с этим заметим, что на развалинах древнего Булгара на Волге уже давно находили множество восточных монет и разных ценных вещей, как-то золотых, серебряных и бирюзовых серег, браслетов и перстней, части металлических зеркал, бусы, металлические украшения конской упряжи и т. д. Древнего серебра в Болгарах находили так много, что, по откровенному сознанию одного казанского купца, торговавшего в серебряном ряду, на своем веку он один переплавил до 8 пудов болгарских серебряных монет и всяких древних вещей! Не смотря на это варварское истребление драгоценных остатков глубокой старины, множество болгарских находок попало, к счастью, в разные ученые коллекции, как например в известную коллекцию А. Ф. Лихачева в Казани [5].

Столь значительные богатства, составлявшие продукт восточной торговли, легко могли сделаться источником известных преданий о «закамском серебре», но говорят ли они нам о высокой самобытной культуре древней прославленной Перми? С какой стати станем мы заключать об этой самобытности, почти не встречая более или менее замечательных местных изделий? Здесь, в этом занесенном с востока и юга богатстве, по нашему мнению, главный источник ученых недоразумений в вопросе о древней Перми. Вместо того, чтобы местному Чудскому племени приписывать только грубые бронзовые, медные и железные изделия, обыкновенно находимые в городищах и курганах, ему стали без разбора приписывать чуть не все серебряное богатство, отрытое из земли и с очевидностью обличающее свое случайное, заносное появление в области древней Перми и несомненно — восточное происхождение. Указывали на то, что на всем громадном расстоянии от Алтая до Урала известны так называемые в простонародье «чудские копи». Но присутствие их разве несомненно свидетельствует о высоком самобытном развитии Чуди? Извлеченные из этих копей металлы мы и находим теперь в виде грубых изделий тоже в «чудских» городищах. И городищам, и копям народ присвоил, как видим, один эпитет чудских.

Множество серебряных и других вещей, шедших через Пермь с юга на север и частью каким то образом оставшихся в пределах пермской страны и потому теперь случайно открываемых от времени до времени, подало повод слагателям скандинавских саг воспеть древнюю Биармию как какую-то необыкновенно богатую страну. Торговый путь из Хазарии, Болгарии и Перми пролегал далее на север до берегов Белого моря и устьев С. Двины, куда приезжали для меновой торговли норманны, в былые времена первые мореходы Западной Европы. Через Пермь северный путь шел не иначе, как реками Камой, Вишерой, Колвой, Вишеркой, Чусовским озером, Березовкой, речкой Вологом, далее Бухониным волоком в 7 верст длины, речкой Немой, Вычегдой и С. Двиной. Другой путь от Березовки мог отделяться на Печеру и направляться реками Еловкой, Вогулкой, Печерским волоком (от 3 до 5 верст), речкой Волосницей и р. Печерой [6].

Во второй половине IX века, как известно, нормандский мореплаватель Отер, состоявший на службе у Альфреда Великого, короля Англии, посетил устья С. Двины и сообщил потом о всем виденном своему королю. Это было первое достоверно известное посещение норманнами Беломорского побережья. По следам Отера направились на далекий европейский восток и другие искатели легкой наживы. Отер сообщил Альфреду верные, неприкрашенные сведения о виденной им стране, а последователи его сложили уже несколько песен о той же стране, в которых, естественно, дали простор свои чувствам и фантазии.

Что же говорят о Биармии Отер и саги? Отер поведал Альфреду, что вдоль всего северного побережья восточной Европы, не исключая и Беломорских берегов, он видел только голую, почти лишенную населения пустыню, по которой лишь кое-где бродили какие то финские племена. Но в устьях С. Двины он встретил оседлый народ, называвший себя биармийцами и по языку близкий к финнам. Биармийцы навестили суда Отера и много говорили ему о своей стране и смежных с нею. Отер нашел их страну довольно обработанной и выменял у них меха и моржовые клыки, которые и привез в Англию.

Таков безыскусственный рассказ Отера о Биармии. В нем нет ничего преувеличенного, все естественно и правдоподобно. Совсем не то повествуют нам саги о подвигах скандинавских викингов и народе биармийцах, их знаменитом идоле Юмалы, необычайном богатстве этого капища и т. п. В этих сагах, обнимающих собой долгий период времени с IX века до начала XIII, все облечено в поэтическую форму, почему странно было бы в наше время верить подробностям их рассказов. И между тем находилось немало ученых, которые, увлекшись сагами, вносили их вымысел в историю! Следовательно, в вопросе о древней Перми, с которой эти ученые отождествляли Биармию, скандинавские саги послужили таким же источником недоразумений, как и упомянутые выше археологические находки в пределах бывшей Перми Великой и царства Болгарского [7].

***

Но вот за легендарной эпохой саг на европейском северо-востоке начинается период новгородской колонизации. Если бы все, сообщаемое сагами о Биармии и ее обитателях было исторической действительностью, то эти сообщения не преминули бы внести в свои летописи русские бытоописатели. Но что же говорят нам русские летописи? По-видимому, ближе всего было бы новгородским летописцам отметить факты торговых отношений, существовавших на северо-востоке Европы, который постепенно вошел в число владений Новгорода Великого. Однако новгородские летописи до XII века хранят глубокое молчание о северо-восточной торговле. Некоторые сведения по этому вопросу мы находим не в местных новгородских, а в общерусских летописях. В Лаврентьевской и Никоновской летописях помещен известный рассказ отрока новгородского пославшему его Гюряте Роговичу о его путешествии в страну Югры в 1096 (6604) году [8]. Отрок, т. е. ушкуйник новгородский, шел сначала на Печеру — «люди, яже суть дань даюе Новугороду» — и «оттуда иде в Югру. Югра же людье есть язык нем, и седять с самоядью на полунощных странах. . . Есть же путь до гор тех непроходим пропастьми, снегом и лесом; там же не доходим их всегда; есть же и подаль на полунощи» (Лаврент. летоп.). О Перми здесь нет упоминания, но так как в Печеру можно было попасть не иначе, как через Пермь, то последняя, очевидно, была известна новгородцам раньше и, конечно, так же платила Новгороду дань, как и более отдаленный народ Печера, т. е. печорские зыряне, как думает Шегрен. Путь из Новгорода на восток шел С. Двиной, Вычегдой и Печерой через Камень на Урал [9]. Вперед шли Пермью, Печерой и Югрой, обратно — Югрой, Печерой и Пермью. Другого удобного пути за Урал в то время еще не знали. Нет сомнения, что в Заволочье новгородцы проникли еще раньше. Приведенный рассказ летописи ясно показывает, что в XI веке восточные народы сохраняли свое отдельное управление и только платили дань Новгороду. Но в таких же вассальных отношениях к Новгороду стояла Пермь и долго спустя, судя по тому, что еще в XV в. она имела своих князей, как нам достоверно известно из позднейших летописей и других источников.

Кроме летописного известия о платеже дани Новгороду восточными народами, есть известие о существовании мирных торговых сношений Болгарии не только с Пермью, но и отдаленной Югрой. Мы находим его у арабского писателя Ибн-Батуты XIV века. Он говорит о меновой торговле болгар с Югрой, от которой они получали соболей, горностаев и белок [10]. Дорога из Болгарии в Югру пролегала, вероятно, не только водой, но и сухим путем. Не тот ли самый этот путь, шедший через нынешние уезды Красноуфимский, Кунгурский, Пермский и далее на северо-восток, следы которого в последнее время указал Аспелин?

Спрашивается: чем же брал Новгород дань с восточных своих соседей, и какие местные богатства составляли предмет торговли Перми, Печеры и Югры с Волжскими Болгарами? Сколько можно видеть из достоверных источников, мехами ограничивалось все местное богатство упомянутых стран. Прославленное же закамское серебро, в смысле местного богатства Пермской страны, есть не более как миф, плод недоразумения, источники коего мы указали выше. Если у инородцев, например у Югры, и встречалось серебро, то оно было привозное из других стран. Местные металлы стали вывозить с Урала гораздо позже, причем именно серебром Урал никогда не был богат. С течением времени все чаще встречаются летописные известия о походах новгородцев для сбора дани в Югру, страна которой казалась им особенно заманчивой. Все эти походы совершались неминуемо через Пермь и Печеру. Не раз назойливость новгородских сборщиков дани выводила из терпения инородцев, которые поднимали против них вооруженное гонение. Так, под 1187 (6695) г. в I Новгородской летописи записано: «в то же время избьении быша Печерскеи даньникы и Югорский в Печере, а друзии за Волоком; и паде голов о сте къметьства»[11]. То же известие в IV Новгородской летописи читаем так: «Того же лета избьени быша даньникы Пермскии и Югорскии, а друзии за Волоком, и паде голов о сте кметей» [12]. В этих словах видим доказательство того, что в XII веке путь в Югру шел через Пермь и Печеру. Еще большее сопротивление встретили новгородцы в Югре в 1193 (6701) году. Вследствие избиения сборщиков дани в 1187 году, Новгород послал на этот раз в Югру целую рать под начальбством воеводы Ядрея, которая встретила там укрепленные города. Один из них новгородцы взяли, а под другим потерпели столь сильное поражение, что из всей рати осталось в живых только 80 человек. Всю зиму в Новгороде не было вести о пропавшей рати, и лишь следующим летом 1194 года вернулись из похода жалкие ее остатки [13].

Подобным же образом еще раньше подчинили новгородцы своей власти Заволочье-Биармию скандинавских саг, куда проникли в первый раз еще во времена Ярослава в 1032 г. (поход Глеба к Железным Вратам). Что Заволочьская Чудь также не без борьбы признала новгородскую зависимость, выражавшуюся в платеже дани, лучше всего показывает судьба князя Глеба Святославича, убитого за Волоком в 1079 (6587) году (см. 1 Новгородскую летопись). И сюда новгородцев привлекало, как видно, исключительно пушное богатство, главный предмет заграничного экспорта Великого Новгорода. Подчинив себе силой туземцев Заволочья, Новгород впоследствии не раз должен был оберегать это владение от других претендентов на него — сначала суздальских, например, в 1169 г., а потом московских великих князей, пока в 1471 г. Двинская земля окончательно не отошла к Москве [14].

Таким-то насильственным способом утвердил Новгород свою власть в Заволочье, Перми, Печере и далекой Югре. Нигде в летописях и других достоверных источниках не встречаем мы при этом известий о каких-либо иных богатствах этих стран, кроме пушного, за которым и стремился Новгород в эти далекие лесные дебри, обитаемые звероловами-финнами. Только в известиях об Югре под 1193 годом, в 1 Новгородской летописи замечено, что этот народ дает Новгородцам дань «серебром и узорочьями». По мнению Костомарова, эти богатства шли на Урал из отдаленных азиатских стран, жители которых «отправляли серебро и золото на промен Перми и Югре, а от последних получали эти предметы новгородцы» [15]. На Урале если и добывались из «чудских копей» металлы в столь отдаленное время, то разве в самом ограниченном количестве, причем сами туземцы, конечно, не обладали искусством переплавлять их в изящные изделия. Таких изделий в Приуралье находили, правда, много, но археология уже признала их азиатское или болгарское происхождение. И между тем как скандинавские саги воспевают баснословную Биармию, наши русские источники самым обыкновенным тоном повествуют о предприятиях новгородцев в тех же местах. Кому же больше мы должны верить?

Затем, после утверждения власти Новгорода Великого среди восточных инородцев, начиная с XIII и до XV века, Пермь, Печера и Югра постоянно упоминаются в числе Новгородских волостей в длинном ряду договорных грамот Новгорода с великими князьями Тверскими и Московскими. Две древнейшие грамоты относятся к 1263 году (были заключены с великим князем Тверским Ярославом Ярославичем), а последними были две Яжелбицкие грамоты, заключенные с Василием II Темным в 1456 г., и две Коростынские — с Иоанном III от 11 августа 1471 года. Всех же договорных грамот за указанное время было заключено до 24, и почти во всех их дается такое перечисление Новгородских волостей: «Волок со всеми волостьми, Торжок, Бежицы, городец Палец, Мелеча, Шипин, Егна, Заволочье, Тре, Пермь, Печера, Югра, Вологда. В первых двух договорных грамотах 1263 года наша страна именовалась Перемь [16].

***

Наконец наступает для Пермской страны Московский период истории. Известия о пермской стране делаются все полнее и определеннее по мере приближения к новому времени. Прежние пути сообщения, как и направление народной деятельности, существенно изменяются. Вместе с тем принятие христианства коренным образом изменяет характер местного населения и способствует усилению прилива русских переселенцев в Приуралье. Мало по малу русская колонизация охватывает весь Урал, проникает далее на восток и прочно утверждается в пределах бывшего Сибирского татарского царства. Таким образом в Московском периоде вся гражданственность восточной окраины Европы радикально изменяется, и Пермь Великая окончательно сливается в едино с Московским царством в одном «славянском море», оставив позади себя лишь смутные предания о новгородской и еще более отдаленной, так сказать, героической или скандинавской эпохе ее жизни.

***

Мы указали торговые пути, которые шли через Пермскую землю в то отдаленное время, имея крайними пунктами устье Северной Двины и Булгар на Волге, откуда путь продолжался до Хазарского Итиля и далее на юг и восток — в Азию. В продолжение Новгородского периода постепенно, с большими усилиями, русские прокладывают новый путь с запада на восток — в Пермь, Печеру, Югру и даже в бассейн Оби, где новгородцы впервые появляются, если не ошибаемся, в 1364 году [17]. Затем, в 1465 г. за Уралом появляются впервые уже Московские воинские люди.

Тем временем страшный татарский погром положил конец древнему Булгару, а с ним навсегда прервал прежний торговый путь с юга на крайний север Европы. Потому-то именно с этого момента навсегда замолкли героические песни скандинавских скальдов о Биармии. Новые властители северо-восточной Европы, новгородцы, уже не пели таких песен, а без шума и рыцарской славы делали свое дело, с трудом и лишениями прокладывая новые пути для своей торговой предприимчивости, за пересечением прежнего пути владениями первоначально грозной Золотой Орды. Так, южный торговый путь уступил место северо-восточному, оставив по себе вековечный памятник в виде развалин древнего Булгара на Волге и множество восточных монет и разных металлических вещей по берегам тех рек, по которым он когда-то пролегал.

Северо-восточный путь, вновь проложенный новгородцами с такими усилиями, остался потом в наследие московитянам и долго служил в Московском периоде единственной удобной дорогой из Европы в Азию. Он шел С. Двиной, Вычегдой, волоком, Печерой, ее притоком Щугруном, снова волоком, Сыгвой и Сосовй на Обь (р. Сыгва, на которой стоял Югорский городок Ляпин, есть левый приток Сосвы). Этим путем, между прочим, в 1499 году прошла на Обь московская рать под начальством князя Семена Федоровича Курбского, князя Петра Федоровича Ушатого и Василия Бражника, как положительно известно из Герберштейна и других источников [18].

Но в XVI веке были уже и другие, более северные пути из Европы в Азию, как можно видеть из дошедшего до нашего времени старинного (XVI в.) дорожника или «Указателя пути в Печеру, Югру и к реке Оби»; только ими, по-видимому, пользовались мало, как не столь удобными и слишком отдаленными. Направление этого северного пути было таково: С. Двина, Пинега, волок, р. Кулой, текущая в Белое Море, далее по морю до устья Мезени, р. Мезень, ее правый приток р. Пеза, два Волоковых озера, речки Рубиха, Чирка, река Цыльма, Печера, Щугур и далее через Урал на Сыгву и Сосву, откуда в бассейн Оби. Впрочем, с Печеры на Обь через Уральские горы шло в XVI веке и позже три дороги: самая северная по р. Усе через горы на р. Собь, приток Оби; средняя по Щугуру через горы на Сыгву и Сосву, и третья — южная по р. Илише или Илычу (впадает в печеру выше Щугура и Подчерма) через горы на р. Вогулку и Сосву [19].

В следующем XVII веке, именно в 1627 г., была составлена в Москве известная «Книга Большому Чертежу, что сделан в Розряде новый чертеж всему Московскому государству, городом и полю, и рекам, и всяким полевым именным урочищам 135 (1627) году». Она издана была в печати первый раз в 1792 г., во второй — в 1838 г. Д. И. Языковым, в третий — в 1846 г. Григорием Спасским, издателем «Сибирского Вестника», и представляет собой подробное описание не дошедшей до нас большой карты Московского государства. По ней можно видеть и существование в XVII веке пути сообщения в России и в числе их — пути в Азию. Не видя надобности приводить еще большие подробности о северных путях из Европы в Азию, мы обратим теперь внимание исключительно на торговые пути, шедшие через Пермь. Они-то и были важнейшими путями сообщения между Европейской Россией и северной Азией.

Самый древний торговый путь, шедший с Волги Камой и ее северными притоками на Вычегду и С. Двину и потерявший свое важное значение со времени татарского погрома в XIII в., все-таки не был заброшен совершенно и служил впоследствии путем сообщения из Золотой Орды через Пермь в Заволочье. Это видно из летописного известия под 1324 (6832) годом: «Идоша Новгородци с князем Юрьем на Заволочье и взяша Устьюг на щит и придоша на Двину. . . а князь Юрьи поиде в Орду из Заволочья по Каме реце» (см. I и IV Новгородские, Воскресенскую и др. летописи).

Но этот древний путь с юга на север, путь, имевший теперь далеко не прежнее торговое значение, уже давно — с XI или XII века — пересекался другим «Новгородским» путем с запада на восток — за Урал. Мы не можем указать с точностью, когда был оставлен он, но полагаем, что около половины XVI в., когда вследствие политического возвышения Чердыни и Соликамска, обусловленного завоеванием Перми Великой, прежний Новгородский путь с Вычегды и Печеры на Сосьву и Обь был заменен более новым, Московским путем из Москвы через Ярославль, Тотьму, Устюг Великий, Лальск, южную часть Усть-Сысольского края и далее через Кайгород, Соликамск, Чердынь, Уральские горы на Лозвинск, вновь построенный русскими около 1590 г. при впадении в реку Лозьву речки Ивделя. Следовательно, Московский путь шел реками: с Вычегды на верхнюю Каму, по р. Каме, ее притоку Вишере, по притоку Вишеры Велсую, притоку Велсуя Почмогу, через Урал на речку Тальтию, приток Ивделя, по р. Ивделю на Лозьву, Тавду и Тобол, еще не входя в бассейн Оби [20].

В «Соликамском Летописце», изданном В. Н. Берхом, под 1595 г. значится: «По указу царя Федора Иоанновича велено проведывать прямую дорогу от Соли Камской до Верхотурья; прежняя была окольная От Соли Камской, мимо город Чердынь, вверх по Вишере реке, в Тавду, да Тавдою вниз до Тобола реки, а Тоболом вверх до устья Туры реки, а Турою вверх до Тюмени. Тою дорогой хаживала денежная и свободная казна и хлебные припасы, по смете в 2000 верст. Проведал прямую дорогу Верх-Усолец крестьянин Арюшка Бабинов, и стало от Соликамска до Верхотурья только 250 верст. За сию службу пожаловал царь Федор Иоаннович Бабинова грамотою безданную и беспошлинную» («Путешествие» Берха, стр. 206).

Артемий Бабинов открыл новую дорогу южнее прежней — от Соликамска, минуя г. Чердынь, прямо на восток, через Уральские горы, к верховьям р. Туры, притока Тобола. В 1597 г. эта новая дорога, прозванная Бабиновской, была окончательно приспособлена для езды. С того времени городок Лозвинск был заброшен, а на том месте р. Туры, где вышла к ней новая дорога, был основан новый город Верхотурье в 1598 году. Здесь устроена была таможня, и с того времени никакими другими дорогами, кроме этой, не разрешалось ездить в Сибирь и обратно, хотя без контрабанды, конечно, не обходилось [21].

Итак, с 1597 г. главный тракт из Европейской России в Сибирь шел следующим образом: Москва, Переяславль Залесский, Ростов, Ярославль, Шуйский Ям, Тотьма, Устюг, Лальский посад, Кай-городок, Соль Камская, село Ростес, Верхотурье, Туринск, Тюмень, Тобольск — длиною 2388 верст. Впоследствии дорога от Верхотурья уклонилась на села Салдинское и Мугайское, потом на Туринск, немного сократившись через это изменение.

С учреждением Ирбитской ярмарки по указу царя Михаила Федоровича около 1643 года, опять последовало некоторое изменение в направлении главной Сибирской дороги. Это произошло около 1685 года. До Верхотурья шла прежняя Бабиновская дорога, а от Верхотурья она круче уклонялась на юго-восток, уже вовсе минуя Туринск и направляясь к важному торговому пункту г. Ирбита. Вот это новое направление: Верхотурье, село Салдинское, с. Мугайское, Невьянский монастырь, Невьянская слобода, Рудная слобода, Ницинская слобода, Ирбитская слобода, Киргинская слобода, Чубарова, Верх-Ницинская, Краснослободский острог, Усть-Ницинская, Тюмень и Тобольск. Прежде от Верхотурья через Туринск до Тобольска считалось 612 верст, а теперь между теми же городами через Ирбит считалось 622, но это новое направление дороги, захватывая важный торговый пункт, было удобнее [22].

Пермская старина. Вып.1., стр. 27-43

______________

Примечания автора:

[1] ↑ «Журнал Министерства Внутренних Дел», 1852, июль, стр. 114.

[2] ↑ Ешевского: «Заметка о пермских древностях» в «Пермском сборнике», т. 1. Москва, 1859, стр. 135.

[3] ↑ «Источники и пособия для изучения Пермского края» Д. Д. Смышляева. Пермь, 1876, стр. 19-23.

[4] ↑ Наиболее подробный указатель старинных ценных находок по отдельным уездам нашей губернии сделал Штиглиц в «Списках населенных мест Пермской губернии». СПб., 1875, стр. CXL-CXLIV.

[5] ↑ С. М. Шпилевский: «Древние города и другие булгарско-татарские памятники в казанской губернии». Казань, 1877, стр. 258 и след. О монетах стр. 42-47 и другие.

[6] ↑ Н. К. Чупин: «Географический и статистический словарь Пермской губернии». Пермь, 1873 г. отдельно и в приложениях в «Сборнику Пермского (губернского) Земства» за тот же год, см. статью «Березовка» на стр. 85-87 и след. до 91.

[7] ↑ Подробности об Отере и сагах см. в «Очерках Русской истории в памятниках быта» П. Н. Полевого, СПб., 1879, т. 1, стр. 148-150.

[8] ↑ «Полное собрание русских летописей», издание Археограф. Комиссии, том. 1, стр. 107 и т. IX, стр. 127.

[9] ↑ Отдельные высокие вершины на Урале народ и сейчас называет «камнями»: Кончаковский, Бобыцкий, полюдов, Девий и мн. др.

[10] ↑ П. Савельев. «Муххамеданская нумизматика». СПб., 1847, стр. CXXXI и другие.

[11] ↑ ПСРЛ, т. III, стр. 19

[12] ↑ ibidem, т. IV, стр. 17

[13] ↑ Подробный рассказ об этом событии см. в I Новгородской летописи под 1193 и 1194 гг. (ПСРЛ, т. III, 21-22). Слова Югры: «яко копим серебро» нужно понимать в смысле привозного богатства, как продукта меновой торговли с Болгарами или Азией. Об этом см. Д. И. Иловайского «Историю России», т. 1, ч. 2-я: Владимирский период. Москва, 1880, стр. 284-285.

[14] ↑ Подробности об отношениях Новгорода к Заволочью, Перми, Печере и Югре см. у Беляева: «История Новгорода Великого». Москва, 1864, и Костомарова: «Севернорусские народоправства», СПб., 1863, т. 1, стр. 407-410 и др. «Отказная грамота Новгородцев на Двинскую землю» и три списка Двинских земель в «Актах Археографической Экспедиции», т. 1, №№ 93 и 94, стр. 72, 73 и следующие.

[15] ↑ «Севернорусские народоправства» т. 1, стр. 415. Летописную Печеру Костомаров вместе с Шегреном принимает за зырян (ibidem, 411 и 415).

[16] ↑ «Собрание государственных грамот и договоров», т. 1, №1

[17] ↑ «Той зимы (1364/6872) с Югры Новгородци приходиша, дети боярьскии и молодыи люди, и воеводы Александр Абакунович, Степан Ляпа воеваше в Обе реки до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша» (IV Новгородская летопись).

[18] ↑ Замысловский: «Герберштейн и его историко-географические известия о России» СПб., 1884, стр. 131-132 и 434-437 и в атласе к этой книге карта №2. О походе 1499-1500 (7007-7008) гг. см в Воскресенской летописи в ПСРЛ т. VIII, стр. 237. Эта летопись упоминает вместе с Югричами и «Гогуличей», т. е., конечно, вогуличей, впервые названных так в Епифаниевом житии св. Стефана XIV века.

[19] ↑ Замысловский. «Гербернштейн», стр. 148-150 и примечания к ним.

[20] ↑ Н. К. Чупин: «Географический и статистический словарь Пермской губернии», стр. 53-54 (статья «Бабиновская дорога»). Река Лозьва, сливаясь с южной Сосьвой, образует вместе с нею реку Тавду, левый приток Тобола. Тавда с севера принимает в себя реку Пелым, где был город того же имени.

[21] ↑ Костомаров: «Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII стол. ». СПб., 1862, стр. 113-117 и мн. другие.

[22] ↑ Примечание: Хотя пределом настоящего исследования мы положили XVII век, но, занявшись вопросом о торговых путях, изволим себе указать здесь же и пути, шедшие через Пермь Великую в следующем столетии. При Анне Иоанновне в 1731 году путь из Москвы в Сибирь существенно изменился, направившись на Владимир, Муром, Нижний Новгород и Козмодемьянск. Здесь Сибирская дорога отделялась от Казанской, поворачивала на северо-восток и проходила через Царево-Санчурск, Яранск, Котельнич, Хлынов (Вятку), Кайгород, Соликамск, Ростес, Верхотурье, Салду, Мугай, Невьянский монастырь и слободу и т. д. — через Ирбит до Тюмени и Тобольска. По этому пути от Москвы до Тобольска считалось уже 2354 версты. Лет через 20 после уничтожения Верхотурской таможни, именно около 1783 года, был проложен новый, так называемый «Большой Сибирский Тракт», оставивший в стороне все упомянутые города Вятской губернии, а равно и Пермские — Соликамск с Верхотурьем, и направившийся из Казани через Сарапул, Оханск, Пермь — губернский, Кунгур на Екатеринбург, Тюмень до Тобольска и далее на восток. Кроме всех перечисленных путей из Европейской России в Сибирь в Перми Великой с древнейших времен и доселе существует особый путь с Камы на Печеру. Направление его указано выше. О нем есть моя особая статья: «Несколько слов о торговом транзите между речными системами Печеры и Колвы» в «Пермских Губернских Ведомостях», 1882, №21. О других позднейших путях в Перми Великой довольно полно говорится в сочинениях Н. С. Попова «Хозяйственное описание Пермской губернии». Издание 1-е, стр. 69-82, затем Штиглица: «Списки населенных мест Пермской губ. », СПб., 1875, стр. CVIII-CX, в «Словаре» Н. К. Чупина, в статье г. Эйгера об Ирбитской ярмарке в «Пермском Сборнике», т. II, Москва, 1860, и у Мозеля: «Пермская губерния», СПб., 1864, I и II т.

_____________

Источник: zz-project.ru – Исторические документы Перми Великой

…

читать Великий водно-волоковый путь (через Вычегду)