Болото любви: почему я не вернулась из Шиеса

"В машине до Петербурга я пишу в заметки новое стихотворение «Болото любви» и понимаю, что я не вернулась. Тот слабый человек, который был до поездки, оказался похоронен рядом с могилой экотехнопарка там, на Шиесе, в скудных цветах под вечным солнцем. Я засыпаю, и мне снится Республика Шиес, в которой все точно так же, как я видела своими глазами цвета этих болот"

Стефания Данилова, 01.07.2019, ridus.ru

Июнь 2019. Стефания Данилова. "Шиес: Болото любви"

Июнь 2019. Стефания Данилова. «Шиес: Болото любви»

«Что же такое — любовь?» — думаю я после очередных неудачных отношений. Ответы на столь риторические вопросы приходят оттуда, откуда не ждешь.
Еще вчера я смотрела туры по цене перелета в Хайнань, а сегодня уже еду в машине с тремя друзьями в Шиес.
Что я знаю об этом месте?
Шиес — это болото.
Экоактивисты не пропускают грузовики на полигон. Людей арестовывают, сажают.
Желтые жилеты — одежда протеста. Они стоят уже почти год. Но всё это — не картина. Это превью, на котором отмечен вотермарк: «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу». Крупными буквами.
Я еще не знаю, что из Шиеса мне вернуться не удастся.
Правила игры
Нам везет с попутчиком — урдомчанином Мишей. Благодаря ему мы ловко добираемся до его родины, где приходим в себя после суток пути и прыгаем в поезд на Шиес. Это происходит накануне «Прямой линии», и поезда еще останавливаются.
Я позволяю себе отдаться потоку и просто быть там, где я есть. И ничего не усложнять.
Мы ставим палатку и идем знакомиться с защитниками.
Это Алексей, он называет себя завхозом и объясняет «правила игры».
— Самое главное, — инструктирует он с импровизированной сцены из мешков и шины, — ведите себя так, как будто вас постоянно снимают на камеру.
«Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас», — классика.
В мире, где сажают за репост, а косой взгляд может быть сочтен домогательством, нужно быть безукоризненным — и при этом не быть в стороне.
Задержать могут любого: так, Анатолия Бызова арестовывают в его же городе на «бессрочке» за «присутствие на Шиесе».
Что такое «быть на Шиесе»?
Если обратиться к 20-й статье КоАП, можно прочитать множество букв на тему шествий и пикетирований. Но, позвольте, люди на Шиесе просто гуляют в лесу. Жгут костры по всем правилам, собирают все окурки до единого, сделали раздельный сбор в полевых условиях, поют песни и спят в палатках. С таким же успехом можно арестовывать за пребывание на любом из многочисленных лесных фестивалей, где, кстати, нет сухого закона и трубы, как говорится, горят.
Алкоголиков в Шиесе не жалуют, наркоманов — тем паче. Здесь другой порох в пороховницах, другой огонь, и всё это — в идее.
На Шиесе нет главаря.
Это коммунизм, причем в самом добром смысле слова: вот вещсклад, где можно найти всё — от медикаментов до канцтоваров, от сухих носков до провизии, от теплой одежды до репеллентов.
Круглосуточная полевая кухня, смелые, раскрасневшиеся лица, суп «по-шиесски» — такой наливали только в детстве, в таком детстве, где небо всегда чистое и родители не ругаются. Записываются на вахту на «Экобарабане» — бочке, в которую можно постучать и позвать народ на общее собрание.
Выбираешь интервал и идешь стоять с другом и махать всем проходящим поездам.
Весь Шиес машет, если мимо идет поезд, и все знают, что из окон всегда машут в ответ.
А это Оксана — женщина из тех, кто «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», она юрист и учит всех защищаться:
— Что делать, если задержали.
— Почему по одному лучше не ходить.
— Кто и зачем может подбросить наркотики в палатку.
— Какая статья говорит о неприкосновенности частного имущества.
Кстати, Конституция висит близ полевой кухни. Вырезки из других законов — например, о том, что полигоны нельзя строить на болотах, — на бейджах.
На палатках — про то, почему трогать чужое нехорошо.
Анна — глашатай. Именно она зачитывает требования президенту страны, когда «шелупонь» идет единым строем на гору и стоит за ее спиной, и я вместе с ними, и мы кричим: «Руки прочь от Шиеса».
Геноцид природы
Реки, болота и леса бессловесны. Мы здесь, чтобы говорить за них.
Экологи подсчитали: если 2,8 миллиона тонн брикетированного мусора в год, при десятилетней работе свалки, свезут на Шиес, будет геноцид Республики Коми, больные поколения детей, внуков и правнуков, отток людей в столицы, но и это не спасет: подземные течения доведут отраву до рек и морей и в итоге даже Норвегия может пострадать.
Кстати, есть ли в Норвегии митинги? Вот во Франции есть. Огромное шествие в желтых жилетах. И им одним, пожалуй, простительно говорить: «ШиЕс» вместо правильного «ШИес».
Это не ответная скорбь за Нотр-Дам, это эмпатия. Им больно. От них тоже приезжали на Шиес: висит растяжка «Nous avec vous…»
Японцу тоже больно, и испанским журналистам, и Лукасу Латцу — парню из одного со мной вуза, СПбГУ. Его отчислили. История — мутная.
А это — Сана. И ей, кажется, нечего терять, кроме Родины.
Но именно таким как раз есть что терять, потому что они — часть Шиеса, как у человека — нога или рука. Без них будет не то. Такие, как она, ничего и никого не боятся. 27 мая она препятствовала въезду грузовиков на полигон — чоповцы избили ее, повредив шею, голову и спину, и не остановились на этом: после моего отъезда ее задержат и повезут в Котлас, а я и друзья будут слать ей деньги на телефон и стоять с плакатами «Свободу Дзюбе, Брилевич, Бызову, Христофорову и другим».
У меня еще никогда никого не забирали люди в черной форме. С Саной мы сидим у костра, поём, много разговариваем. Она не заслуживает того, чтобы ее куда-то вели эти люди в черном, в какое-то СИЗО, шили какие-то статьи. Никто из тех, кто там, на Шиесе, этого не заслуживает, потому что никто ничего не нарушает.
Вот поэтому на Шиес гораздо лучше один раз приехать, чем сто раз прочесть в Сети: между буковками на экране и реальной жизнью — болото, через которое нужно строить мост. Сану освободят.
Но я надолго запомню ее безразличный к полицейским взгляд, полный спокойствия и любви к болотам, полным невидимых светлячков.
Поэты Шиеса
Я сижу на бревне у места сбора гитаристов и набрасываю в альбом для рисования стихотворение о том, что вижу.
Во многом к поездке на Шиес меня подтолкнул параграф из моей кандидатской диссертации: в первой части нужно написать о роли поэта в историческом дискурсе.
Поэт — это не тот, кто заморачивается сугубо экзистенциальными проблемами, витиевато пускает дым в потолок и считает, что он особенный и неприкосновенный. Именно поэты бытописали боль своей страны, по возможности ездили в горячие точки. И на баррикадах стояли, и говорили правду, за которую несли наказания, если это кому-то было неудобно.
Сейчас сетевых поэтов очень много. Их читают десятки тысяч людей в социальных сетях, на концерты приходят сотни. Высказались Шнуров, Васин и Тальков-младший, но они музыканты.
Неужели на этом всё?
Я уже говорила, что на Шиесе есть всё, даже сцена, где микрофон звучит не хуже, чем на каком-нибудь «Нашествии»?
«Нашиествие», — шутят люди, когда говорят о выезде Талькова. Кстати, Талькова не пустили на паром, он добирался на моторной лодке. Это решение принимаю уже не совсем я — после лозунгов «Пока мы едины, мы непобедимы» мир неуловимо становится другим.
— Мне нужно 25 добровольцев для съемок клипа о Шиесе на мое стихотворение.
Каждый прочтет по строчке на одной из местных локаций.
В припеве — немного Пушкина и Катаева, узнаете легко:
Не бывает холодно и грустно там, где не стреляют и не врут.
Свято место не бывает пусто: новый туристический маршрут.
Круче Бали, Турций, Таиландов северные наши дерева.
Не для тех, кто, брякнув «ну и ладно», дальше будет жопой греть диван,
Рафаэлки жрет и профитроли, видит сны без жизни наяву.
Лучше комаров кормить, чем троллей, что «ВКонтакте» в пабликах живут.
Мы здесь не бастуем, не бунтуем. Мы гуляем по своим лесам.
И тусим веселым сабантуем. Для чего? Решает каждый сам.
Лети-лети лепесток
Через Запад на Восток
Через Мадмас, Урдому
Не вернешься — я пойму.
Каждый здесь слегка шиесофреник — согласитесь, лучше, чем шиза.
Нам нормально без бухла и денег с блеском в очарованных глазах.
Мы совсем не ждем небесной манны: водяные, лешие и хтонь.
И гордятся наши папы-мамы тем, что у них дети — шелупонь.
Маленьким оранжевым машинкам мы помашем ручкой: в добрый путь.
Если слышишь это — помаши-ка тоже. Им пора бы отдохнуть.
Приезжайте вместо зарубежья к нам на Шиес добрых песен спеть,
Чтобы, от нашествия опешив, отступила мусорная смерть.
Лети-лети мой стишок
Из «Хреново» в «Хорошо»
И не бойся никого,
Кроме Бога одного.
И они идут. Идут по болоту, по кочкам, мимо свежих саженцев молодых елочек, заботливо огороженных бело-красными лентами. И спрашивают:
— Какая роль у меня?
— А мне что читать?
— А можно я буду про оранжевые машинки?
— Можно мне про чопиков что-нибудь?
— А про шелупонь пойдем у «Орленка» снимем, там и значок есть!
Мы носимся по полигону часа два, постоянно поём и смеемся, не забывая при этом, чтобы камера не дрожала и не пропало ни одного слога в звукозаписи.
Двойная радуга приходит, как будто знала, что мы снимаем сейчас именно это, общее, важное, и нежно становится частью съемочной площадки.
— Можно нам снять клип с вашим участием в кадре? — обращаемся мы к полицейскому. У него серое лицо и усталый вид, которым он говорит: «Делайте что хотите», и отворачивается, чтобы в кадр попадали только его погоны.
А потом мы идем отбивать свой законный проход на вертолетную площадку — вторую часть Шиеса, где готовятся строить «экотехнопарк», где есть крытые ангары, вай-фай и никто не разводит костры.
«Эта дискотека должна быть невозможной, а мы пляшем, значит, можно», — практически эпиграфом к русским народным хороводам, которые мы там устраиваем.
Время не имеет значения
Бессменный ангел-хранитель Шиеса Древарх (Андрей Христофоров) — человек с зеленой татуировкой дерева на лице и с огромными пушистыми крыльями — поднимается по веревочной лестнице на ангар и благословляет оттуда нас всех.
Древарх — человек-перформанс: то сажает деревья, то расстреливает полицейских продуктами своей жизнедеятельности из детского пистолета, и это — почти как Марина Абрамович, только наш, северный. Никому и в голову не приходит ему возразить или сказать, что он делает что-то неправильное. Кроме, конечно, полицейских, которые забирают его уже не в первый раз. Он знает, что его снова освободят и что он будет продолжать сажать деревья и правду.
Хорошо, что мы сняли клип 19-го числа, потому что 20-го весь день дождь стоит стеной — наверное, за Шиес, как в частушке, которую кто-то провез на вещсклад: «Деда бабке говорит / У меня в штанах свербит / Ну а бабка отвечает / То за Шиес всё стоит!»
А еще «Прямая линия», а в три уже нужно уезжать, о чем мы с друзьями жалеем.
Однако не имеет значения, сколько времени ты провел на Шиесе. Конечно, лучше — больше.
Скучать там не приходится. Здесь нет: «Слышь, ты в каком полку служил? Один год? А я — два!»
Чем-то похоже на феномены современного искусства: главное — сам факт присутствия. Потому что тут невозможно «засветиться», как в массовке крутого фильма, нереально побывать «для галочки».
Пока идет дождь, мы читаем стихи на вещскладе, и они — про протест, в котором нет ненависти, а есть много единства.
Я привезла с собой книгу «Свидетельство о полусмерти». Когда ее рецензировали, на обложке написали, что она похожа на песню группы «Аркадий Коц» — «Стены рухнут», которая является гимном Шиеса.
Это совпадение такое же случайное, как то, что, когда мы покупали билеты до Урдомы на поезд на четверых, на карточке имелось рублей — ровно на эти билеты, и остался чистый ноль.
Родина — Шиес
В моем паспорте написано место рождения: Сыктывкар. Мои родители были в командировке, когда я появилась на свет. Всю жизнь я говорю, что родилась в Петербурге, потому что с семи месяцев там живу.
В Шиесе я узнала много сыктывкарцев и впервые горжусь, что связана и с этим городом, пусть не по крови, но по духу. Близ Сыктывкара, в 150 км от него, действительно произошло мое второе рождение — как человека с четкой гражданской позицией.
Я иду 25 июня на митинг в поддержку Шиеса на площадь Ленина, и мой друг говорит организатору, чтобы меня выпустили прочесть «Шиесофрению».
— Давайте поэтесс потом, в конец.
— Она из Шиеса.
— Аааа, тогда конечно, давайте, выходите!
В финале митинга пожилая активистка Шиеса говорит о том, почему так важно ехать туда. Потому, что если там останется 10—20 защитников, чоповцам и полицейским не составит труда пришить им какую-нибудь статью и арестовать. И тогда оранжевым машинкам ничто не помешает туда проехать.
Ради чего тогда это почти годовое стояние, больше, чем на реке Угре, чем где бы то ни было? Но у многих дела, работа и семьи. Им ведь некогда. Нет времени. Не до того.
— Я не понимаю, зачем ты это делаешь, Шиесы эти, митинги, — говорит мне одна из моих читательниц. У нее хипстерский прикид и смузи в руке. — Ты бы писала свои стихи о любви, о жизни, и всё. Огребешь же потом. Зачем вляпываться.
И дело не в хипстерском прикиде (в Шиесе есть девушки в футболках с надписью Gucci) и тем более не в смузи — весьма клевом и полезном напитке.
За что я могу огрести, согласно Конституции? За что могут огрести другие поэты, согласно ей же? За то, что создали произведение в поддержку своей страны? А именно — говоря за себя — стихотворение о том, как люди живут в лесу? Тогда нужно запретить и стихи о море, и о жизни, и о любви. Потому, что шиесовцы променяли летнее море на этот северный комариный лес, и в этом для них всё — и жизнь, и любовь.
Что такое любовь
Пятьсот человек вляпались, по-крупному вляпались в болота близ Шиеса и стали над ним светлячками. Это будет видно после белых ночей, когда в темное время суток они наденут фонарики и будут так же стоять вахту, варить гречу и махать проходящим поездам. К сожалению, пока что, согласно распоряжению РЖД, проходящим мимо.
И тут я нахожу ответ на вопрос, что же такое — любовь.
Я начинаю это понимать, когда в Шиесе пели: «Когда твоя девушка больна», пазл складывается.
Любовь — это то, когда ты рядом, при любых обстоятельствах, и для тебя не существует никаких отмазок, как бы ты ни был занят и деловит. Как и любой термин, любая прописная или негласная истина, это определение срабатывает лишь тогда, когда ты сам напишешь его, а не обведешь по чужому пунктиру в прописях.
Не нужно бояться, что не хватит денег на поездку: попутчиков всегда можно найти, если очень постараться, все маршруты подробно расписаны в соответствующих группах: «Урдома Online» и «Поморье — не помойка!», а все необходимое для пары-тройки шиесской жизни найдется на самом Шиесе. Разве что можно привезти глазных капель для костровых.
Но главное — везти себя. Можно много говорить о том, что стоит придумать мусороперерабатывающий комбинат по сингапурскому принципу, где у них 90% мусора идет заново в экономику. Это будут просто слова, потому что ни у кого из отдельно взятых жителей России нет возможности взять и сделать, а даже если бы и была, не разрешили бы. А поехать — можно. Или выйти на «бессрочку» в своем городе.
В машине до Петербурга я пишу в заметки новое стихотворение «Болото любви» и понимаю, что я не вернулась.
Тот слабый человек, который был до поездки, оказался похоронен рядом с могилой экотехнопарка там, на Шиесе, в скудных цветах под вечным солнцем. Я засыпаю, и мне снится Республика Шиес, в которой все точно так же, как я видела своими глазами цвета этих болот.
Темы: