06Декабря2012

На днях в очередной раз убедился, что люди старшего поколения, как официально считается – преклонного возраста, все-таки какой-то такой непривычной для нынешних времен удивительной, но такой естественной скромности, честности, порядочности, чистоты, неиспорченности. Многих из них вы не увидите никогда на трибунах, да в президиумах во время значимых для всей страны исторических праздников. Слишком они для этого скромны и, видимо, считается, просты, неприметны. Увы, про таких, про их непростую, нелегкую прожитую жизнь широкому кругу земляков мало что известно. Об этом, в том числе мало, весьма мало рассказывают в СМИ, пишут в прессе. Они почему-то всегда не на виду, в какой-то абсолютно незаслуженной тени. Потому мы решили восполнить этот пробел. Пробел, убеждены, досадный, несправедливый. Восполнить рассказом о жизни и судьбе хотя бы одного человека – нашей однопосельчанки-урдомчанки. Хотя, честно говоря, не газетными статьями, а в полноценной бы книге описывать это нужно – на долгую память потомкам. Чтобы чтили, помнили своих предков, знали об их весьма суровой жизни. Но это дело долгое, не сиюминутное, потому попробуем пока так.

Галицкая Анна Николаевна

Юбиляр сегодня

30 ноября А.Н. Галицкой исполняется 90 лет. К моменту выхода газеты – УЖЕ исполнится. Только вдумайтесь, уважаемые читатели – ДЕВЯНОСТО!!! Это значит, что родилась она в 1922 году. Полтора года, пусть ребенком, но все же прожила при Ленине (который Ильич – основатель Советского Союза). Да-да, Анна Николаевна Галицкая прожила большую, полную сложностей, серьезных испытаний и всяческих перипетий жизнь. Она, начиная с Ленина, пережила всех-всех правителей: Сталина, Хрущева, Брежнева, Черненко, Андропова, Горбачева, Ельцина. То есть, на ее долю выпали все без исключения переломы, перемены эпох, что происходили с нашей страной и в ней самой. Если говорить четко и по сути, то А.Н. Галицкая однозначно уникальной судьбы человек.

Накануне юбилея встретились мы с Анной Николаевной. Пообщались. Записали на диктофон несколько часов ее воспоминаний о непростых, прожитых годах. Честно признаюсь, был приятно удивлен ее не по годам хорошей, ясной памяти. Да и вообще общительности, искренности и, конечно же, скромности. Нет, такую женщину и бабушкой-то назвать язык не повернется, тем более старушкой преклонного возраста. Так, на вид и по разговору, скажем – зрелая женщина слегка за 60-т…

Конечно же, возраст, а тем более те полные беспрерывного труда, невзгод и лишений годы дают о себе знать. Как сама призналась Анна Николаевна – лекарств разных полный стол. Но, как бы то ни было, на ее жизнерадостности, жизнелюбии, приветливости болячки не особо сказываются. По крайней мере, то, что здоровьишко-то пошаливает, в глаза особо не бросается. Сейчас живет она в доме младшего сына Сергея. Есть отдельная комната. Живущая тут же внучка Лена присматривает за бабушкой. Помогает. Да и другие внуки и родственники тоже. Так что вниманием не обделена, — говорит юбиляр, — Живу очень даже хорошо! В тепле, уюте и покое. Летом, бывает, переезжаю, перебираюсь на теплое время года к старшему сыну Валерию. Там тоже всемерной заботой окружена…

Дни А.Н. Галицкой сейчас протекают размеренно. Любит она смотреть по телевизору разные передачи. Особенно «Жди меня» и Андрея Малахова. Понятно, что мало чего в нынешнем устройстве понятно ей. Слишком уж жизнь пошла какая-то сложная, да проблемная. Политики спорят до ругани. Каждый вроде в чем-то прав, но сразу и разберешь в чем и кто правее. Потому интереса особого к этому она не испытывает. Как и к криминальным фильмам-сериалам, где слишком много драк, крови и прочего. А уж если встретится какая-либо информация о прежних временах, то смотрит с неподдельным интересом. Вот и в начале нашей непринужденной беседы поделилась Анна Николаевна мнением о недавно просмотренной телепередаче. Там речь шла о танке «Клим Ворошилов», да о человеке (мужчине) названом в его честь. Говорю же, — удивительная память, — в подробностях поведала она обо всех перипетиях истории что танка, что того заграничного мужчины…

Сейчас в холодную пору выходит на улицу просто свежим воздухом подышать. А в теплое время года, бывает, и прогуливается неторопливо, ходит в гости – навещает здравствующих подруг. Жалко только, что с годами все меньше и меньше их остается…

Семья Пинегиных перед войной, родители Галицкой А.Н. д. Слободчиково, 25.05.1941.

О севере старинном

Так или иначе, настроилась юбиляр на рассказ о своей жизни. Ваш корреспондент только изредка перебивал, задавая вопросы, уточнял кое-какие неясные моменты. А так в основном речь Анны Николаевны о давно канувших в лету годах текла спокойно, неспешно. Начали с той поры, как только родилась Анна. Родилась первенцем у супругов Пинегиных, предки которых с обеих сторон давно-давно обосновались в местности недалеко от села Слободчиково. Деревня та называлась Шудино.

Необходимо отметить, что в стародавние (еще царские) времена люди селились по плодородным берегам полноводной, богатой рыбой Вычегды. Селились так сказать по хуторской схеме. То есть пять-шесть домов, а то и меньше – деревенька. Более крупные населенные пункты были редкостью. Хуторяне занимались земледелием, полеводством, животноводством. Женились, беря пару себе из таких же работящих с соседних хуторов. Потом строились, рожали детей. А поскольку здесь на Севере никогда не было крепостного права, то жили люди вольные, свободные. И для себя. По принципу – как работает семья – настолько хорошо и в достатке живет она. А жили, надо признать, практически все довольно неплохо. Но это так, по воспоминаниям старших Анна Николаевна говорит. Сама-то, понятно, не застала ту пору…

А вот о своем детстве помнит-знает все-все досконально. Как будто только вчера, то есть совсем недавно это происходило. По рассказам матери знает, что отец ее (дедушка Анны) служил в армии. Его мать умерла. Остались дом и корова. Отпустили на такое дело в отпуск. Всего 10 суток дали. А когда прибыл, то соседи давай нахваливать ему одну девушку. Мол, хороша собой, работяща. Встретились, глянулись друг другу. Тут и свадебку сыграли. Он поехал дослуживать царю и Отечеству. Получается — перед самой революцией дело-то было. Незадолго до нее. Бабушка на сносях одна осталась. Ну не совсем, конечно, одна, — с родичами. Но без мужа. Он позже вернулся, кажется уже при Советах…

Это все к чему упоминаем – издавна на земле нашей Ленской многие роды жили. Целые династии, потомки коренных селян нижней Вычегоды выходцы оттуда. В том числе и в Урдоме есть такие. Увы, не всем эти факты известны. Как немногим ныне живущим известно, что ранее река Вычегда в наших местах протекала не по теперешнему руслу. Она была круто повернута в районе деревни Вандыш. То есть – ближе сюда к левому берегу, к Урдоме. А где сейчас здесь течет река, там в те времена была большая дорога. Конный тракт, по которому и ездили люди в сторону Котласа до Вологды (в центр страны) и в Коми (ее окраину). Оттуда и туда также перемещались разнообразные товары. Особенно зимой. Летом же, понятное дело, все больше по реке…

О временах на заре Советской власти и предвоенной поре

Но возвратимся к самой Анне Николаевне и ее детским годам. Селяне имели земельные наделы, на них сеяли рожь, ячмень, косили траву, сажали картофель, скотину (в основном коров и телят, иногда коз и овец) держали. Что свиней заводили, такого она не припомнит. Колхозы появились уже в тридцатых годах. А до того жили люди достаточно свободно, заботились только о себе, о семьях своих. Но все время находились в трудах праведных – то рыболовство, то заготовка дров, то подготовка к посадкам, то сенокос, то страда… Магазинов поблизости не было, потому и хлеб пекли сами и одежку повседневную ткали. А того, что не хватало, на ярмарках в основном докупали.

Так вот — папенька с матушкой после нее народили еще четверых деток – братика (в 1926 году)  и трех сестричек (в 1929, 1932 и 1935 годах). Потому приходилось Аннушке быть для них и нянькой и в тоже время первой помощницей родителям во всем. И это, как понимаете, несмотря на, по сути, ее самой-то совсем еще детский возраст. Да и в школу-четырехлетку (которую позже превратили в семилетнюю) пошла она по этой причине почти девяти годов. В четырех километрах она была – в Слободчиково. А поскольку детки другие малые, а маменьке нужно работать, то осенью месяц-два сразу-то Аню в школу и не отпускали. Нянчиться ведь надо было. Зимой тоже бывало на день-два задержат, ежели родителям куда нужно отлучиться по делам. Потому в школе из-за этого отставала. Весной тоже дел по хозяйству дома много, так что месяц-полтора школу не посещала. Да и в колхозе нужно было взрослым подсоблять. Потому, скажем, летом, находясь на каникулах, очищали детки 10-12 лет поля от сорняков. Увы, в связи со всем этим, из-за неуспеваемости в учебе оставили ее на второй год. А когда вторая сестра родилась, то совсем пришлось школу покинуть. Вот так и не доучилась тогда…

Мало того, поскольку считалась Анна самой старшей, уже довольно большой, то убедительно попросили ее и с другими детьми сельскими сидеть-нянчиться. Поскольку взрослым работать надо было. В том числе и женщинам. Дел-то неотложных в деревне всегда, особенно в весенне-летне-осеннюю пору, пруд-пруди. А так как детсадов тогда государственных не было, образовали свой, колхозный. И нянечкой-воспитателем в нем она, Аннушка. Тринадцати лет девочка. Сама-то, по сути, еще ребенок. Но справлялась – ответственность все же большая. Раз нужно — взялась, держись, не хнычь, работай, не подводи. Да и лишняя копейка в родной дом тоже ох как нужна была. Но это так, образно выражаясь. Колхоз работникам трудодни ставил, потом после уборки урожая, итогами его и начислял-выдавал, натурпродуктами то есть. Да, деток под опекой с десяток бывало. А то и поболе. И даже совсем еще маленьких, грудничков на ее детские плечи, под  присмотр доверяли. К примеру, ее вторую сестру мама двухнедельную от роду в сад отдала. А что делать – пора сенокосная началась. Потому каждая пара рук на счету. Скота-то тогда очень много держали…

Да, тут необходимо уточнить, что с полным приходом, становлением Советской власти, повсеместно стали образовывать колхозы. А куда деваться, коли новая власть велит. Они были созданы по всей ближней округе – аж целых восемь. И народу в деревнях по сравнению с прежним прибавилось – дети подрастали, на месте и оставались да работали все на государство. Правда, надо признать, поначалу не шибко власти лютовали, разрешали людям и свою землицу в личном пользовании держать-обрабатывать (каждому колхознику 25 соток выделяли), да скотину какую-либо иметь. А вот с покосами для себя проблемно было. Даже болотины делили среди колхозников. Все остальные луга колхозные. Потому, — вздыхает Анна Николаевна, — работали много, очень много. И работа была всякая, разнообразная. И дома и в колхозе. Отдыхать, конечно же, отдыхали. Молодежь, да и те, кто постарше в свободное время, вечерами приходили, собирались на так называемые игрища. Это специальные места на природе для массовых праздников. Повзрослее люди танцевали под гармонь, а младшие недалеко, в сторонке, тоже переминались на месте как бы танцуя, им подражая. Дети, конечно же, играли в разные игры. А зимой зачастую собирались компаниями у кого-нибудь в избе…

Два года проработала Анна в колхозном детсаду. И вот, когда исполнилось 15, говорят: «Ой, да она большая уже. Тут старушку посадим, а ее на пожну надо – работать наравне со взрослыми». Мы вдвоем с подругой, — тут Анна Николаевна немного прослезилась, но тут же собралась и продолжила, — Умерла она недавно, царство ей небесное. А жила в Слободчиково. С нею нас и отрядили тогда копны сена возить. А что дело привычное, с младых лет знакомое — 6-7 годов от роду приходилось родителям в таком вот деле помогать. Сена же за короткое, северное лето в те времена нужно было очень много успеть заготовить. Из травы похуже делали силос. Ямы такие специальные сооружали, туда и закладывали. Это на прокорм скоту зимой. Ведь колхозы, выращивая коров, потом целыми стадами сдавали скот государству в виде налогов. То же самое и с хлебом – намолотили, в первую очередь государству сдай. Такая разнарядка была большая, даже огромная и попробуй-ка ослушайся…

А питались в семьях в основном грибами-ягодами с окрестных мест, да рыбкой, выловленной в Вычегде и окрестных речках, впадающих в нее. У нас, — уточняет Анна Николаевна, — поскольку отец был такой трудяга, свой бредень был. Им и рыбачили. И я тоже. А один раз, помню, отец на обеде предложил пробрести с бредешком. Я же на лошади боронила поле. Так вот, оставила ее. Первую тонь пробрели – мелочь одна (в основном окушки небольшие). Пошли вторую. Раз, вдруг что-то тяжело идет. Глядим – вроде коряга какая, либо бревно виднеется в бредне. Отец хотел схватить, да выбросить, ан нет – щука огромнейшая попала. А до нее в ведерке улов – одна мелочь. В общем, принесли домой, матушка с гордостью, но испуганно, ахает – как же вы ее такую здоровенную не упустили-то, словили? А позднее отец приобрел у одного знатного рыбака еще и невод. Так что я рыбачить с той поры умею, нарыбачилась, помимо всего прочего, в юные-то годы, — совсем простодушно, бесхитростно, заключает Анна Николаевна…

Продолжение следует.

Слушал, записал и обработал – А. Кравец (на фото: А.Н. Галицкая сейчас, Семья Пинегиных менее чем за месяц до начала Великой Отечественной Войны).

Во второй части очерка читайте: «Конфеты от Наркома Кагановича», «Пора военная – на трудовом фронте», «Сразу после войны – жизнь контрастная», «О жизни мирной, но такой же трудовой», «Замужество и семья».

(написано для газеты»Вечерняя Урдома» 29.11.2012)

…………………………………………..

30 ноября урдомчанке А.Н. Галицкой исполнилось 90 лет! От всей души поздравляем Анну Николаевну с таким замечательным юбилеем!!! Желаем в первую очередь, конечно же, здоровья, а так же естественно не терять присущих ей жизнерадостности, жизнелюбия и оптимизма!!!

Итак, продолжим рассказ о жизни юбиляра.

Конфеты от наркома

Да, — продолжает свой неспешный рассказ о прожитой жизни, о былом Анна Николаевна, — рыбалка была тогда знатная. После того, как папенька невод купил, зачастую бывало, и по нескольку пудов рыбки вылавливали. С того и питались. Да с лесу еще. Не сказать, что уж совсем впроголодь жили, но все одно похуже, чем до Советов и колхозов, а тем паче совхозов. Но о последних позже.

Собственно политикой тогда сельчане не особо и интересовались. Во-первых, неоткуда было новости-то о происходящем в стране черпать. Радио только в Слободчиково, да в уездном селе Яренске. Газеты? – Да, газеты те лишь изредка видывали. Не до того было. Поскольку опять же – жизнь деревенская, она сурово-размеренная. Хоть и сезонная. Работа в колхозе, на лесозаготовках, сплаве, еще где угодно. То есть – там куда пошлют. И не отлынивали, не филонили. Работали в полную силу, что взрослые, что дети. Ведь воспитаны люди той поры были так – надо, значит надо и точка. Чего тут ныть и рассуждать-то?.. Ну, а остающееся время на себя, на свое хозяйство, на прокорм отнюдь немаленьких семей…

Да, такие люди, как наша юбиляр, прожившие полную лишений и невзгод жизнь, не склонны жаловаться, тем более плакаться. Вот и сейчас, спустя без малого 80 лет с той поры, Анна Николаевна смущенно улыбается, и произносит: «Ясное дело, не избалованы мы (дети) были. В том числе какими-либо сладостями. Ой, сейчас интересное скажу. Слушайте…». Таких возгласов ее за наших две довольно продолжительных встречи слышали мы всего несколько раз. И то, что потом следовало, в самом деле, было ну очень интересным. Даже удивительным. Вот и теперь глаза у девяностолетней женщины особо заблестели, заметно было, что окунулась, погрузилась она в ту пору.

Вот представьте. Зимний деревенский вечер. На улице пуржит, вьюжит. Скука скучная. Взрослые заняты чем-то по хозяйству. Дети лежат на русской печи. Вдруг – шум какой-то посторонний, голоса. Чужие голоса. В избу входят в сопровождении родителей четверо мужчин. Все в дохах таких недешевых (зимней верхней одежде). Обычно в таких ездят на конных санях, чтобы не обморозиться. Один из них в малице дорогой, видимо старший, прошелся размашистым, начальствующим шагом по пятистенку туда-сюда. Заметил две пары детских глаз, глядящих сверху с полатей на прибывших с интересом и испугом. Произнес: «Ну что, черноглазики, спрятались-то-сховались? Не бойтесь, не обидим. Держите-ка вот». Засунул руку в карман и… и протягивает полную горсть конфет. Подает их Аннушке. Потом вторую горсть братику Коле. Улыбается, подмигивает и отходит к взрослым. Садятся чаевничать. Какие-то совсем уж взрослые разговоры за чаем разговаривают. Детям непонятные. Оказывается, это Нарком путей сообщения всего Советского Союза Лазарь Каганович проезжает с инспекцией по местам будущего строительства Северо-Печорской железной дороги, затем вошедшей в состав СЖД (Северной железной дороги). А так как деревенька их расположена была у самого тракта, то заезжали, бывало, лошадей покормить, иногда с ночевкой, разные люди. А в этот раз, видите, нагрянул САМ Нарком (министр по нынешнему). Нужно было отдохнуть ему и сопровождающим лицам, да лошадей сменить. Позднее взрослые поговаривали, что проезжал Каганович в начале тридцатых годов прошлого столетия вдоль будущего полотна стальной магистрали многие-многие километры неспроста. Тогда-то версия официальная им была дана такая – мол, для того, чтобы самому посмотреть, где и как строить. Какие речки есть на пути. Где мосты необходимо на них ставить. Ведь стране позарез нужны были воркутинский уголь, да нефть из недр Коми. Но… но люди-то хоть и простые не такие уж и глупые. Потом, когда широкомасштабное строительство «железки» началось, заключенных понагнали, поняли, что нарком-то, по всей видимости, высматривал, прикидывал, где сподручнее лагеря-колонны с заключенными располагать. Это уже автор от себя добавляет. Какие там речки-мосты? — Ведь известно же, что эта часть СЖД практически до самой Воркуты на костях заключенных построена… И колонн-лагерей на всем ее протяжении полно было. В том числе и тут – на месте будущей Урдомы…

Ах, — вздыхает, мечтательно улыбаясь, Анна Николаевна, а конфеты-то те ой какие вкусные были. Изумительно-вкусные. Двух сортов – изюм в шоколаде и изюм в сахаре…

О высланных поляках

Пора военная – на трудовом фронте

Началась война. Вся страна с той даты жила по особым законам военного времени. Кто-то попал на фронт и там воевал с врагом (это, конечно же, все здоровые мужчины), а большинство женщин, подростков и стариков трудились в тылу, делая, как гласил тех времен лозунг – Все для фронта, все для Победы! Вот и наша героиня, несмотря на то, что деревушка та глухая, откуда она родом, находилась ой как далеко от полей сражений, так же, как и миллионы советских граждан, не осталась в стороне. Уже ранней осенью пришла ей повестка явиться на трудовой фронт. Со всего Ленского района собрали около полутора тысяч людей. Это в основном молодые девушки и парни непризывного возраста, мужчины кто постарше не совсем мощные, в том числе калеки-инвалиды. И вот в середине октября 1941-го, уже по Вычегде идет шуга, а их на лодках, где распихивая льдины баграми, где обходя их, переправили из Слободчиково в Вандышский сенопункт. А там уже лошади с подводами поданы. Расселись по ним. Приехали в Нянду. Тут по вагонам и — на трудфронт. Это было сорок километров не доезжая до Вологды – станция Бушуиха. Там весь эшелон и выгрузили. В окрестностях ее и трудились: рыли окопы, глубокие противотанковые рвы, строили землянки и другие защитные сооружения…

Понятно, сделаем небольшое отступление-пояснение, что о масштабах войны никто еще не подозревал, потому мобилизация касалась всех без исключения. Стало быть, у всех более-менее крупных и значимых городов строились укрепления на случай внезапного подхода немецко-фашистких захватчиков.

Так вот, расселили всех Ленских трудофронтовцев в ближайшей деревне. Анна попала в заброшенную избу в составе двадцати человек. Чем заниматься и кому — распределяли мастера. Хотя, в виду того, что производятся важные оборонные работы, до всех довели, что находятся здесь на военном положении. Соответственно из самих прибывших были назначены ротные и взводные. Осень, а потом и зима. Морозы достигали без малого 40-ка градусов. Одежды специальной никакой не выдавали, в чем приехали, в том и ходили, трудились. Анна Николаевна, припоминает, что вообще-то люди по-разному были одеты. Но все понимали, куда и зачем едут, потому, предвидя наступающую зиму, одевались как могли потеплее. На ней, к примеру, были валенки с калошами, да новая жакетка. Бывало, совсем больных отчисляли и умирали люди. Мужчины в лесу рубили лес для землянок и других сооружений. Все остальные женского пола на земляных работах. В ход шло все: столбы для землянок (скорее все-таки – блиндажей каких-то), вершинки ложили на верх окопов, потом на них елочные и сосновые ветки-лапы. А уже сверху все это присыпали снегом – маскировка по всем правилам военной науки. Пайку хлеба выдавали – 600 грамм. А так питались – свекольный и капустный мороженные листы, из них варили чечевицу — суп. Да изредка добавлялась туда какая рыбинка с кишкой, вот и вся еда. Отработали там четыре с половиной месяца. Все окружные поля перекопали…

Потом всех также назад, домой в одном эшелоне. Довезли до Светика. Пешком по снегу добрели четверо сдружившихся девушек до Усть-Лупьи. Там хороший человек приютил, разрешил погреться, да чем богат был, накормил. Пошли дальше уже вдвоем с подружкой до Сойги, там у родственников опять же погрелись, покушали, да и дальше до дому пехом. А поводы-то за ними посланные порожние вернулись. Оказалось, не там машинисты их высадили. Не то ошиблись, не то специально так жестоко подшутили…

Дней пять всего отдохнула она после возращения с трудфронта – колхозная лесозаготовка не выполнена. Пришел бригадир говорит: «Давай, Анна, собирайся, нужно помочь». Родственники: «Да как она пойдет, ведь чуть живая». И вот тут, в этом месте Анна Николаевна впервые за все время наших встреч сказала: «Нет, чтобы пару литров молока выдать девушке для поправки здоровья после оборонных работ. Дак нет, все Сталину, все ему молоко. Ох, знаете, хуже жизни, чем при Сталине, не было и не будет…». В общем, — продолжает юбиляр, — надо так надо, в бане помылась и поехала. Это 1942 год февраль-март. Отработала на лесозаготовках, наступает весна. Приносят повестку на сплав. Лес на Озерном нарублен. Его нужно прибрать, сплотить в плот и отправить до Котласа, либо Архангельска. И вот опять, — теперь уже с улыбкой продолжает Анна Николаевна, — мы девчушки, дома-то ожили, где картошки покушаем, где молочка попьем, где еще чего, дома ведь есть дома, на сплав. Каждой нужно сделать 110 норм. Пока не выполнишь, не отпустят. Так время проходит, работаем. Не успели оглянуться – опять повестка — на лесозаготовки нужно. И снова 110 норм выполнить. Там прожила-проработала около полугода. Приходит осень. И тот же сплав впереди. Немного там отработала. Новая повестка – на трудфронт в Карелию.

Все как и в первый раз, только теперь сентябрь месяц на дворе, потому на пароходе поплыли. Прибыли на место – в город Сегежа. Там нужно было разбирать высоченные бурты с отходами недостроенного бумажного комбината. То есть — все деревянное на дрова для паровозов. Разбирали руками – кто с топориком, кто с крючком, кто с киркой, затем в вагоны грузили, которые отправлялись на фронт. Никакой техники вспомогательной не было. Все, как говорится, от пупка и на пупке. Жили в деревянных двухэтажных домах типа общежитий. Питались в столовой. Но перед каждым приемом пищи нужно было выпить специальный морс граммов триста. Это настой веток сосны, а в него чуток сахарина добавлено и подкрашено. Такой вот витаминный напиток. Конечно, неприятный на вкус, но полезный для истощенного организма. Начальство и обслуга очень строго за этим следили, если не выпьешь кружку, то останешься без обеда. У каждого была продуктовая книжка, из которой вырывался каждый раз обеденный талон. Только потом до стола трудофронтовцы допускались. Строго все было, очень строго, — еще раз произносит Анна Николаевна. От себя же добавим — возможно, таким вот образом с возможными заболеваниями цингой боролись…

Время близится к Новому году, трудфронтовцы кучи те деревянные разобрали, их перевезли ближе к родным местам – в Онегу. Там уже с корня лес пилили на метровые чурки. Причем парней уже не было, одни молоденькие девушки трудились. С этих мест, — вспоминает А.Н. Галицкая, — вместе со мною была Клавдия Нагорная. Вот с ней на пару и работали — пилили чурки, складывали их в поленницы. Вечером приемщик записывал кубатуру и выполнена ли норма. Мало того, вечером же подают состав – нужно грузить те заготовленные чурки. И опять никакой механизации. Все руками. И так-то все уставшие, а тут. Вдвоем несем чурку, а снегу выше колена, одна упала, другая следом… Загрузили вагон, другие другой, а вместе весь состав. Приемщик принял, мы уже никакие, без ног, без рук. Хоть тут на дровах спи, хоть домой бреди — никому дела нет. А ведь норму не выполнишь, пайки не получишь. Потому, подбадривая, поддерживая друг друга идем до дому. А утром, днем, вечером тоже самое. И так изо дня в день… Этот Карельский трудфронт и ценится, — продолжает рассказ Анна Николаевна, — У меня есть документ. Приносит потертый кошелечек-портманэ, из которого достает поочередно пожелтевшие уже от времени документы, да награды — знаки отличия за труд и теперешние юбилейные медали. Ах и ох, — думаю про себя, опасаясь высказать вслух, помня о необычайной скромности ее, — только ТАК вот и оценила победившая супостата страна трудовой подвиг этой женщины. А ведь, уважаемые читатели, это и есть – настоящий ПОДВИГ…

В общем, наступает март 43-го года. В один из дней приемщица говорит: «Сегодня забирайте с собой в общежитие топоры. Вы рассчитываетесь. Завтра поедете домой». Тут мы с Клавдией и заплакали, — честно признается Анна Николаевна, — работа хоть и тяжелая, изнуряющая, но «золотая». Не хотелось домой ехать. Назавтра пошли в контору, рассчитали нас. Деньги хорошие получили. Справки соответствующие выдали нам. А что толку-то – пять суток до дому были в дороге. Двое суток просидели в Вотбуге, больше суток в Коноше. Билеты не компостируют и все. Война, что поделаешь. Все и вся везлось в центр страны, да на фронт. Хоть вроде и деньги есть, а что на них купишь-то? Предложили помыть вокзал, мол, за это покормим, да поможем сесть на пассажирский. Мы уставшие, едва на ногах державшиеся, голодные, а куда деваться – взялись. Все до блеска помыли-отмыли. Нас и покормили – грибным супом с ерушником. А потом удалось и на поезд сесть. В этот раз до Слободчиково доехали. А там и до дому родного совсем чуток…

После второй поездки на трудфронт совсем не удалось отдохнуть Анне – тут же повестка уже дома на сплав. В общей сложности на нем отработала она восемь лет. И четыре зимы на лесозаготовках. Ели же говорить за военные годы, то, хоть страна и огромная, но создается такое впечатление, что везде и все у властей было под контролем. Да, наверняка так оно и было. Вроде бы – какое дело кому, что там какая-то молоденькая Анна из глухой провинции, чем занимается и т.п.? – Дак нет, не спрашивая сыта ли она, чем вообще питается, и может ли работать, повестка за повесткой. И – надо, надо, надооо…

Схема здесь в глухомани, видимо, была такая – всеми людьми распоряжался колхоз, он докладывал о наличии трудоспособных людей сельсовету, тот в Яренск в военкомат. Там смотрят расклад, по нему и распределяют людей… Посылали так же в более поздний военный период А.Н. Галицкую на три месяца в район Котласа на погрузку шпал. Работа совсем для юной девушки тяжелейшая. Стиснув зубы, все в слезах от боли таскали девчата вдвоем-втроем те здоровенные шпалы. Да, — заключает, она, — почти всегда тяжело было. Зачастую непосильно тяжело, но ни разу ниоткуда не сбежала. Вроде бы и страху особого не было. Но даже мысль такая не возникала – сбежать-то. Да и разве от себя убежишь? – Надо, значит надо. И везде честно, добросовестно отработала…

И еще удивительную вещь сказала Анна Николаевна, оказывается, уже поздние власти страны решили, что Вологодский их (ее) трудфронт, таковым не считается. Потому безльготный тот период. Это, мол, были просто общественные работы. А Карельский, да, тот считается. От автора — Ну и парадоксы все же какие-то странно-противные…

Знаете, уважаемые читатели, в первой части уже упоминал, что о такой жизни и судьбе, как у Анны Николаевны Галицкой, целую книгу писать нужно – настолько это интересно, увлекательно, познавательно, а отнюдь не в газете. Увы, газетная площадь имеет свои рамки, потому, к великому сожалению, что дальше с ней происходило, придется описывать довольно коротко.

Сразу после войны – жизнь контрастная

Закончилась война. Пришла победа. То, что в стране, какие петрубации в руководстве происходят, не особо занимали селян. Дел и так выше крыши, к чему им как-то политика. В общем, решила Анна сменить род деятельности и уйти в сплавучасток. Председатель категорически против. Насилу его начальник сплавчучастка уговорил отпустить ее к нему. Там она и работала до 1949 года. А потом… потом вдруг решила уехать жить и работать в Ленинград к младшей сестре. Решила и осуществила. Нет, не подумайте, что в большой город, да что там – огромный, Анна поехала из каких-то совсем уж меркантильных побуждений. Во-первых, скучала по сестренке. Во-вторых, хрущевские времена, потому из колхозов стали разбегаться люди. Ведь вместо них надумали власти сотворить совхозы. То есть советские хозяйства. И платить работникам за их сельский труд совсем уж копеечную зарплату. Да и вообще – хотелось юной, но уже ТАК наработавшейся с самых детских лет девушке посмотреть, какова же она жизнь городская. И что же, думаете, – ходила она там по паркам-аттракционам, да клеила парней? – Куда там. Руки, привыкшие к постоянной работе, ее и требовали. Потому устроилась работать в общежитие ФЗО (училище). Там с сестрой и жила, и работала. Делала все, что требовалось – в том числе, убиралась-прибиралась. Мало того, шила на продажу разные девичьи наряды. Денег не особо много выручала, но все одно приработок. Да и с сестрой ходили на «калымы» – делать косметический ремонт в городских квартирах. Белить, красить и обои клеить. В общем, без дела никогда не сидела. А что касается чисто городских развлечений, то, бывало, в киношку сбегают, и это, пожалуй, все. Ну, ни к чему деревенской девчонке другие-то развлечения…

Романтика и любовь

И вот тут переходим к самой, пожалуй, романтической части нашего повествования. Оказывается, как-то, несколько лет назад (до поездки во вторую столицу), еще дома родственники одного парня-фронтовика, нахвалили ее. Мол, такая она красивая, умная, работящая. А когда был он в отпуске-то на родине, встретиться им, увы, не пришлось. Так вот, уехал он обратно к месту службы, а, видимо, запал рассказ-то о девушке из соседней деревни. Вот и написал ей серьезное такое письмо. Анна получила его, очень удивилась, переговорила с родственниками. Решила ответить. Так и завязалась дружеская переписка. Понятно, что письма не так часто приходили, но импонировала молодой особе, что кавалер ее по переписке такой серьезный, умный, обстоятельный. Отвечала тоже обстоятельно, описывала свое житье-бытье. И вот май 1953 года. Только совсем недавно умер Сталин. Кстати, еще раз уточню, Анна Николаевна не говорила принципиально. И как не пытался разговорить ее ваш корреспондент, было очевидно, что все, что ее касается, это мимо этой женщины. Да, — единственное, что сказала, — все ревели, убивались, после смерти вождя. Все поголовно – и стар и млад. Мол, как же без него жить-то будем?.. Ведь без него и жизни-то никакой не будет…

Итак, май 53-го. Кавалер пишет, что скоро демобилизуется. Спрашивает – можно ли к ней в Ленинград приехать? Она в ответ, – Ты что, зачем? Где же я тебя спать-то положу. Нет уж, езжай домой. И я приеду. Отпуск возьму и приеду. Там и свидимся. Послушался – домой поехал. Оттуда и шлет телеграмму. Мол, на родине уже, ты-то едешь? Анна посоветовалась с подругами, с начальством, а сестра раньше еще уехала домой в отпуск. Те и говорят – Только не рассчитывайся пока. Ведь фронтовики они такие – поматросят и бросят. А в стране мужиков-то после войны, понятное дело нехватка. Женского же полу предостаточно. Да что там, намного больше. Начальство и советует – возьми отпуск, съезди, присмотрись, а ежели чего не так, то возвращайся сюда. И место работы сохранится и жилье. Если же все у вас с ним сладится, слюбится, то заочный расчет сделаем. Документы же по почте пошлем. Так Анна и поступила – взяла отпуск и на малую родину.

Замужество и семья

Встретились они с Серафимом. Пообщались. Он тут же предложил расписаться. То есть – пожениться. Она взяла время подумать. Маменька отговаривает. Тут же песню поет, что и в городе девчата – фронтовики пройдохи. Не верь ему. Но, но, учитывая какие письма писал, как сейчас ведет себя по-джельтменски, все же решила девушка ответить согласием. Расписались. Но первую неделю жила в родительском доме. Серафим же Григорьевич сразу, как домой из армии вернулся (медиков не хватало), его и «сосватали» стать местный фельдшером, каждый вечер к ним, как гость приходил. Потом уже сказал, как отрезал, мол, хватит нам молодоженам порознь жить, нужно вместе. Вот и переехали к его старичкам-родителям. Отгородили в избе комнатку, там и зажили. Анна занималась домашним хозяйством, Серафим работал. Она забеременела, потому плод вынашивала, да помогала во всем свекрови. Увы, мальчик-первенец, из-за ошибки неопытной акушерки мертвым родился. Горевали, конечно, молодые. А тут родственница Из Черемухи приехала, стала звать к ней переехать молодых. Мол, есть и комната лишняя в доме, да и тут на селе совсем худо становится от Хрущевских-то реформ в сельском хозяйстве. Работаешь-работаешь, не покладая рук, а, как говорится заработал грош всего. Подумали, прикинули – да, в самом деле, это, как ни крути выход. И перемена, в том числе обстановки после потери первенца. С.Г. Галицкий уехал один пока. Анна Николаевна, беременная вторым ребенком осталась. Муж там устроится, сделает все, как надо, подготовит, и тогда уже вместе. Серафим Григорьевич устроился диспетчером на узкоколейную железную дорогу в леспромхоз. А спустя небольшое время перевез и жену. И стали они там жить-поживать, да добра наживать. В 1955 году родился сын Валерий. Спустя полтора года второй – Сергей. Жизнь не просто налаживалась, но все же завели небольшой огородик, живность – гусей и курей. Да и сама мать плюс ко всему семейства работала на пилораме подсобной рабочей. Сыновья подрастали. Пошли в школу. А поскольку до того приходилось часто оставлять их дома одних запертых, то придумала Анна Васильевна им развлечение. Приносила с работы разные обрезки деревянные. По сути, те же кубики, но не совсем. Плашки разнокалеберные, отходы с пилорамы. Вот они ими и играли. Строили из них дома, города и разные агрегаты. Валерий Серафимович считает, что лично у него оттуда и пошла тяга к изобретательству. К познанию техники, и всего нового, неизведанного. Но об этом ниже.

Переезд в Урдому и жизнь здешняя

Поскольку мечтали родители о своем доме, об участке личной земли, о подсобном хозяйстве, то ту как-то в 1964 году она сама в руки и пришла. Бывало, ездили к родственникам всем семейством в Урдому. Нравилось все здешние места. А тут родственник-то и сообщает, что один давний знакомый продает дом, а сам уезжает куда-то на юг. Загорелись купить его Галицкие, да переехать. А к тому времени в семье скоплена была энная сумма. Ее-то как раз хватило и на покупку и на переезд. Здесь необходимо особо отметить, что все члены этой семьи весьма трудолюбивые. Так что и на новом месте завели живность, разработали огород и грядки.

Так бы им всем счастливо бы и жить-поживать, но глава семейства воевал ведь с самого 1939 года и по 1945. До начала нападения на СССР служил он в погранвойсках в Бессарабии (Молдавии). Там и встретил войну за два года до ее фактического начала. Был несколько раз контужен и раз ранен. То ранение и контузии дали о себе знать как-то вдруг, спустя годы. Парализовало его. Но, молодой организм, да уход молодой, любящей жены сделали свое дело, повлияли. Через полгода Серафим Григорьевич оклемался, отошел. Но, увы, не совсем, полноценно работать уже не мог. Давление ниже 200 не бывало. Да и боли частенько одолевали. Потому берегли отца и сыновья. Помогали матушке во всем. Огороды сами пахали. За скотиной ухаживали. Через какой-то период от пернатых семья отказалась, перешли на выращивание поросят. А отец, как бы болен не был, всегда сохранял оптимизм. Никогда не жаловался. Никогда. Вот вам она, наша северная, сельская закваска! Умер С.Г. Галицкий, ветеран Великой Отечественной Войны в 1986 году…

А сыновья, подрастая, оба много читали, и все свое свободное время что-то да мастерили испытывали. Всегда. И не просто абы что, а нужные, полезные в домашнем хозяйстве приборы, устройства, агрегаты, механизмы. Так вот и получились два прекрасных специалиста. Ну, думается, Валерий Серафимович (сейчас он на заслуженном отдыхе) известен многим урдомчанам не только и не столько, как классный специалист службы ЭХЗ ЛПУ, но и по общественной своей деятельности — как прекрасный видеооператор, фотограф, меломан-звуковик, а так же эрудит во многих-многих областях. Сергей же Серафимович¸ продолжает трудиться ведущим инженером в службе связи ЛПУ. Об его очень высоком классе мастерства в профессии говорит хотя бы та самая последняя награда, которой он был награжден недавно — в дни празднования 40-летия КС-13…

А.Н. Галицкая здесь в Урдоме отработала более 10 лет кассиром-гардеробщицей в ж/д бане. За отличное выполнение своих обязанностей имеет очень много благодарностей от руководства Сольвычегодского отделения СЖД. Вот и в дни юбилея не забыли они свою работницу. От имени, и, как говорится, по поручению побывала у нее на днях делегация оттуда. Поздравили от всей души и вручили подарок. Также с поздравлениями и подарком у юбиляра побывали представители Совета ветеранов Урдомы. А буквально вчера, пришло поздравительное письмо аж из самого Кремля. Как, говорит Анна Николаевна, от президента Путина.

Анна Николаевна благодарит всех-всех, кто ее поздравил. Передает через газету привет и глубокую признательность: сыновьям, невесткам, внукам, правнукам, подругам, другим родным и близким!

А от нас – еще и еще раз – Живите долго, Анна Николаевна, не болейте, заряжайте всех своим искрометным оптимизмом!

Слушал, записал и обработал –

А. Кравец (написано для газеты «Вечерняя Урдома» 6.12.2012)