30Мая2013

Люди и судьбы

О тете Нине из Вандыша

На днях договорились мы через сына встретиться с ней, чтобы потолковать, как говорится за жизнь, вспомнить былое. Зная номер квартиры, поднимаюсь на нужный этаж многоквартирного дома (узбековско-палкинского по-народному), что «спрятался» в переулке Паламышский. Подхожу к квартире, звоню, еще раз, третий, и еще парочку, а в ответ – тишина. Ну, думаю, попал, видимо, не передали Нине Никитичне, что в такой-то день, во столько-то придет к ней корреспондент. Тогда чисто по-деревенски громко стучу в дверь. Через короткое время слышатся шаги и… и дверь распахивается. Здороваюсь и интересуюсь, мол, а чего не спрашиваете — кто там, да и дверь не заперта? Тетя Нина, мило улыбаясь, произносит: «Чего-то не знаю со звонком, вроде работал раньше. А так-то я никогда днем двери не запираю». И удивленно: «А зачем? – Мало ли кто в гости зайдет, дак пусть заходит, навестит старушку. Гостям завсегда рада». Потом приглашает войти. Садимся за кухонный стол. Начинаем разговор. Прошу сначала вспомнить и рассказать, если, конечно знает, как их семейство оказалось в этих местах.

Нина Никитична (1936 года рождения), дай бог ей здоровья на долгие-долгие годы, тут же бодро и без малейшей запинки, аки заправский, профессиональный оратор (наверное, сказывается многолетняя работа с людьми, то есть на виду – банщицей и завклубом), повествует. Тут надо уточнить, что эта работящая, скромная женщина всегда, несмотря на вроде бы публичность своей работы, находилась в тени. В тени своего мужа, участника войны, орденоносца, позднее выросших, и достигших определенных высот сыновей и брата. Ну не любит она публичности. Вот и в тот день, слишком поздно заметив работающий диктофон, потом все сокрушалась, мол, одно дело так просто побеседовать, пообщаться, другое вот зачем-то ее речи записывать…

Как бы то ни было, убедил ваш корреспондент собеседницу, что действует только во благо, что подобные воспоминания очень нужны. Нужны урдомчанам, жителям всего нашего поселения. В том числе молодежи. Ведь людей старшего поколения, переживших войну и ее последствия, восстанавливавших народное хозяйство, с каждым годом становится все меньше. Увы, время не щадит их. Потому, пусть и в газете, а не в книгах, таких воспоминаний будет побольше.

Но вернемся к повествованию нашей героини. Семью Болгариных, проживавшую до той поры в Оренбургской области, в 1930 году раскулачивают и высылают на север. На тот момент их было: муж, жена, четверо детей (годов рождения: 1922, 1924, 1926 и 1928). Как рассказывала Мария Макаровна, мама Нины Никитичны, а сейчас она сама — в одном вагоне с ними ехала также высланная с тех мест семья Вихлянцевых. На пересыльном пункте в Котласской Макарихе двое детей Болгариных умерли. Мужчин же всех сразу, на второй день, как только приехали в Котлас (а был очень снежный, холодный март-месяц), там же послали на лесозаготовки, в том числе и главу семейства Болгариных Никиту Федотовича. После того как ледоход по Вычегде прошел, баржой всех раскулаченных перевезли в деревню Урдома. Какое-то время продержали в церкви. Кстати, мужчины туда наотрез отказывались с берега реки уходить, и семьи не отпускали, но комендант строгий, на лошади ездил, прямо и недвусмысленно пригрозил расправой и приказал всем вновь прибывшим добровольно в оскверненный уже храм божий идти располагаться. Пришлось подчиниться. А куда деваться коли жены да дети малые на руках…

Затем переправили всех в Нянду, а после куда-то — не то на 4-ый, не то 6-ой, не то 13-ый. Точно тетя Нина не помнит, но знает наверняка, что это где-то в верховьях Лупьи. Брат (Сергей Никитич) еще в советское время там дважды бывал, кое-какие следы пребывания ссыльных и тогдашних лесозаготовок видал (подробностей она не знает). Туда пешком уходил, оттуда по речке вниз на плоту сплавлялся. Сколько пробыли репрессированные вне Нянды, того Нина Никитична не ведает, но, по словам матушки своей знает, что после опять в Нянде их семья проживала какое-то время. Там взрослые и трудились, будучи под комендатурой. То есть — без документов, каждый день нужно было отмечаться, и никуда без разрешения не отлучаться. Тут автор сделает небольшое отступление.

О Нянде и репрессированных, которые в ней проживали, довольно много уже выяснено и написано, а, скажем о Вандыше, Старых и Новых Елях (это в просторечии), их обитателях (помимо каких-то производственных дел, свершений) совсем практически ничего. Из разных источников нам удалось выяснить, правда пока неофициально, что в 1934 году в местность, которая позже стала называться поселком Вандыш и лесозаготовительной базой, сначала механизированной тракторной, а позднее центром леспромхоза (1943 г.), были командированы главы семейств: Седричев, Мелехов, Болгарин, Серебренников. Они и стали первостроителями Вандыша. Строили те мужчины жилье – тогда это были так называемые бараки. Хотя необходимо сказать вот еще о чем, говорят, что и до 34-го года вдоль реки Тора стояли бараки. Они так и назывались Торские и Среднеторские, в них, похоже, проживали не те репрессированные, а некие вольные, если можно так выразиться лесозаготовители и сплавщики. Но это получается не на месте нынешнего Вандыша. А в 1935 году из Нянды уже послали других высланных. Разместили их в только что построенных вандышских бараках.

Что это такое барак-то?, — продолжает свой рассказ Нина Никитична, — Это такое длинное здание из круглого леса. Внутри во всю длину его одна комната, слева и справа двухъярусные деревянные полати. (Похоже по описанию на воинскую казарму, правда?). Так там и размещались, посемейно. И неважно в семье малые детки или постарше, и мужчины и женщины работать все должны были. Что делать? – А что скажут, как и куда разнарядят. К примеру, мама Болгариных варила еду для многих-многих рабочих. То есть, хоть и многодетная мать, но приказали, и была поваром.

Так вот, там в урочище под названием Катище, на берегу Лупьи-реки, откуда сплавляли высланные заготовленный в округе лес, в одном из бараков среди прочих и жила долгое время семья Болгариных. И Мелеховых, кстати тоже. Да, — восклицает собеседница, — знаешь ли ты, что речка-то Лупья в окрестностях Вандыша дважды с той поры меняла русло? Сейчас она течет, получается, по третьему своему пути. Нет, — говорю, — Хотя что-то смутно помню, что говаривали о том старожилы, но сам, точно не знаю. Но это ладно, дальше.

А дальше Нины Никитичны рассказ плавно перетек к страшной семейной тайне, практически трагедии. В одну из ночей 1937 года, двух годиков Ниночке еще не исполнилось, органы вдруг забрали отца. 22 человека, — продолжает, — только в нашем поселке за одну ночь арестовали. И нашего отца тоже. За что? Почему? Какие такие вредительства могли они тут делать, когда с раннего утра и до вечера работали мужики-то? Ведь план, древесину стране давали. Что еще-то властям было надобно?.. В общем, скорый, но неправедный суд и… и посадили их, папу тоже. Вот и говорите после такого, что может быть хуже уже, что дальше севера не сошлют, либо, что «бомба в одну воронку не падает дважды». Еще как падает…

Так маменька осталась на несколько лет одна с тремя малыми детками на руках. Конечно, они, подрастая, во всем помогали ей. А там и отец вернулся. Все полегче стало. На войну его, как пораженного во всех правах, не призывали, тут из всех сил на благо Родины и для Победы трудился. А в конце 1943 года родился у них в семье и младшенький – Сергей (для многих теперь просто Никитич).

Еще насчет сплава любопытную деталь поведала Нина Никитична. Оказывается, не только чисто лес сплавляли по Лупье. Как-то с Шестого приплавили даже большой клуб. Поставили его в Вандыше. Довольно долго он простоял. Но со временем рушиться-гнить начал. Ремонтировать было его, видимо, накладно очень, потому новый построили (Трушин занимался), но гораздо меньше прежнего…

Так, если коротко, потихоньку налаживалась жизнь вандышких жителей. Трудились все от мала до стариков. Особо отличившимся труженикам начали выдавать денежные и материальные поощрения. К примеру, как старшему Болгарину, телушку для домашнего хозяйства. Или поросят. Да и огородики-грядки разрешалось разрабатывать для собственных нужд. Это гораздо позже стал Вандыш чисто селькохозяйственным – подсобным хозяйством для леспромхоза. А в те времена он был исключительно промышленным населенным пунктом. Делалось все и вся для лесозаготовок, для выдачи леса стране.

В 1945 году, незадолго до Победы, привезли в Нянду высланных из Западной Украины. Как их называли старожилы из раскулаченных – «западники». Позднее часть из них переселили в Старую и Новую Ель (Еля по-простому), а также в Вандыш. Режим же с раскулаченных сняли только в 1948 году. Тогда и документы им стали выдавать. И все, — вспоминает Нина Никитична, — пошли пешком в Яренск за паспортами. Тут тоже есть любопытный нюанс, если с учета сняли детей репрессированых, пусть и рожденных уже в ссылке, позднее, чем у них самих родились дети, то и они получали документ о реабилитации. А значит, имеют полное право на все льготы, касаемые реабилитированных. Так и получилось с некоторыми детьми старшей сестры Н.Н. Кокшаровой.

Сама же Нина Никитична ходила в начальную школу, но дальше учиться не получилось, нужно было помогать родителям. Потому с раннего детства трудилась и дома, а как чуть постарше стала, то и на производстве. Не упиралась никогда, не капризничала, куда пошлют, там и работала с полной отдачей, не жалея себя. Так ее как-то и приметил один из начальников. Давай уговаривать, мол, банщица нужна именно такая – быстрая, работящая, исполнительная и честная. Нина поначалу упиралась, поскольку привыкла работать в коллективе, с другими женщинами. А к тому моменту очень ответственная работа была – разогревать по утрам воду для заводки тракторов. Зимой же это ох как непросто. Зимы-то тогда стояли не в пример теперешним весьма и весьма морозные. Как в ноябре начнутся морозы, так только к апрелю и стихнут. Ладно, согласилась в баню пойти на время, пока кого другого не подберут. Потом сколько раз просилась – переведите куда-нибудь – не отпускали. Значит, хорошо работала, хорошей банщицей стала. Так со временем и сама привыкла, больше не упоминала о переводе. Много лет отработала она в бане. Потом, когда старая (на стыке речек Тора и Лупья) совсем плохая стала, построили новую в другом месте – на возвышенности в левой (если ехать от Урдомы) части поселка. По другую сторону от дома семьи Поздняковых. И там отработала Нина Никитична вплоть до закрытия бани. Одновременно присматривала за тогда еще целым клубом. Была кем-то вроде и завхоза и завклуба.

Что же касается личной жизни, тут тетя Нина не особо много рассказала. В общем, приехал как-то уже в конце сороковых к брату из Рябово фронтовик Александр Кокшаров. Тот (брат), кстати, некоторый период был одним из руководителей леспромхоза. Причем первым директором. Понравилось Александру в Вандыше, потому устроился он там шофером-лесовозником. Подробности знакомства с фронтовиком, как не допытывался я, Нина Никитична так и не выдала. Но сказала, что старше он ее был на 11 лет. Стало быть, для любви года-то не так уж и важны. Тем более, если мужчина старше. Понравились они друг другу, полюбили, потом и поженились. Жили все в том же бараке. И вот еще что – разрешили власти в бараках комнаты да квартиры жильцам делать. Так что уже можно сказать чисто по-семейному зажили Александр Александрович с Ниной Никитичной. Родился первый сын Владимир, потом дочь Катерина, а затем уже и младший — Николай. Переехали они в тот самый дом, который и всем известен как дом-усадьба Кокшаровых. Восьмыми, — уточняет Нина Никитична, — мы были по счету жильцами в этом доме. Ранее на том месте располагалась двухжэтажная контора леспромхоза. Она как-то сгорела. А поскольку базу (контору, руководство то есть) в 1959 году перевели, перевезли в Урдому (тогда – поселок Первомайский), то решено было там построить жилой дом.

Мы, — продолжает, — Н.Н. Кокшарова, много, конечно же, там чего переделали, подремонтировали. Муж был, несмотря на не очень хорошее здоровье — два серьезных боевых ранения и одно легкое, труженик, мастер золотые руки. Да, Александр Александрович призван был в армию в 1943 году. Воевал, неединожды награжден боевыми медалями. После войны до 1948 году находился в группе советских войск в Венгрии. Уже в мирное время по совокупности боевых заслуг одним из немногих в районе награжден был орденом Отечественной войны первой степени. Работал, как упоминалось уже, лесовозником. Некоторое время также на кузовных машинах. Таким образом заслужил льготную пенсию. А поскольку здоровье уже после ранений, да и нелегкого шоферского труда, к дате возможного выхода на пенсию не располагало к ответственной работе, а другая ему не подходила, то, посоветовавшись с семьей, ушел на по праву заслуженный отдых. Но не сидел никогда без дела. Тем более не лежал. Мастерил сам рамы для парников – без единого гвоздя. Плел корзины, сотворял, сооружал и другие необходимые в быту вещи. То есть – вел довольно активный образ жизни. Ушел же из жизни, — Нина Никитична, — до сих пор, когда вспоминает тот день 1997 года, то вздрагивает, голос прерывается, в уголках глаз виднеются слезинки, — легко. Пошел в магазин, упал, видимо схватил удар, и умер. Бабы бегут ко мне, кричат: «Дядя Саша умер». А я поверить не могу, разве может такое быть, вот так вдруг ни с того, ни с сего и нет его?.. Да, его мучило в последнее время глазное давление. Иногда ездил в Урдомскую больницу для проверки, да выписывания лекарств…

Вплоть до 2011 года жила тетя Нина в Вандыше. Дети, — говорит, — зовут — давай к нам в Урдому. Худо же одной. А я – нет, пока смогу буду жить тут. Ведь до последнего держала корову, курочек. Грядки садила. Втихаря, — улыбается Нина Никитична, — занимаюсь, им не сообщаю. А у них в Урдоме дел полно, каждый день же не будут ко мне ездить. А приедут с внуками, а у меня и молочко на стол, и лучок-редиска, и огурчки-помидорчики. Это вам не магазинское, непонятно где выращенное, а свое, домашнее. Разве можно их сравнивать-то?, — искренне удивляется, добродушно улыбаясь, собеседница.

Так вот, в 2011 году вручили ей, как вдове участника войны сертификат на приобретение квартиры. Увы, тогда он «стоил» 1 миллион 35 тысяч рублей. Квартира же эта поболее тысяч на триста. Сыновья подмогнули, доплатили. Вот ведь как получается, — это уже автор размышляет, — заслужили люди ТАКОЕ право. Несомненно. Дак чего же тогда федералы с областниками еще и родственников ветеранов и вдов обирают-обдирают? – Ах, да, там такая «отмазка» — стоимость квадратного метра должна быть такая и не больше. А ежели больше квадратов в хате, то извольте – выворачивайте карманчики, товарищи участники с женами. Хм, а на сколько больше-то? – вот вопрос интересный. Спросил у Нины Никитичны, сколько же ее квартира квадратных метров, коли пришлось доплачивать? Она говорит 30 с чем-то, около 40-ка. Люди, ну разве это ОЧЕНЬ много, А?!? Кстати, а сейчас такой сертификат «стоит» уже более 1 млн. 200 тыс. руб. То есть практически полностью покрывает покупку подобной квартиры в очень добротном, кирпичном доме…

Интересуюсь, как проводит свое время тетя Нина? А она, так это с юморком, отвечает: «Знаешь, все же тянет на Вандыш. Ностальгия? – Конечно же. Вчера хотела тайком уехать, да пропустила автобус рейсовый. Подругам сегодня рассказываю, что хотела уехать, а перед тем бумажку на дверь прилепить с таким текстом: «Не теряйте, не ищете, не скучайте, я на Вандыше». Они смеются, мол, ну и юмористка. Ишь ты, сбежать от нас хотела… С кем дружу-общаюсь? – А с соседками по дому. Тут же стародавние знакомые женщины живут: Ирма Николаевна Ларионова, Мария Петровна Булыгина. С ними и общаюсь в основном. Но есть и другие. Сыновей, внуков тоже навещаю. Но… но в Вандыш все одно хочууу…».

Беседовал, выслушал, записал и обработал – А. Кравец